— Здесь, — Кетэльдон обвел рукой рельефы, затем приложил ее к голове. — И здесь.
— А что стало с альмандом?
— Яг-Ра-Тах потерял свой меч, своего друга, а затем и весь свой род. Аштагор был его частью, а сам альманд частью меча. Когда Нигдарабо пал, Яг-Ра-Тах испил его силы и коснулся небытия. Он застыл между мирами, и даже альманды не смогли возвратить его в проявленный мир. И все же он проявляется, сила его растет и однажды он сумеет вернуться. Бха-Син-Джала нашел способ пусть ненадолго, но возвращать Яг-Ра-Таха в этот мир желаньем младших рас. Это ловушка смертной гордости, а для самого альманда возможность укрепиться в Яраиле.
Путники обдумывали услышанное. Будучи пленником Ветхого Плаща, Кетэльдон рассказал удивительные вещи, происходящие далеко за пределами его тюрьмы, для своего положения он был на редкость осведомлен о событиях окружающего мира, и это не могло не тревожить.
— Ты вырезал эти картины? — спросил Граниш.
— Да.
— Некоторые изображенные события произошли до твоего рождения, другие, — Граниш посмотрел на последние скульптуры, — еще не свершились. Откуда все они тебе известны?
— Тысячелетия я провел в заточении, бесконечно сильный в могиле Нигдарабо и не способный вырваться из нее. Собеседником мне стал Аштагор. Я начал слушать и научился слышать. Аштагор поведал мне о многих удивительных вещах. Почти всегда он дремлет, но когда пробуждается, занимательней рассказчика не сыскать под сенью Яргулварда.
— Когда он просыпается и почему? — продолжал Граниш.
— Гораздо приятней познать что-то самому, чем получить готовый ответ, не приложив к разгадке усилий. Если вы не получите Аштагора, знание вам не пригодится, если же каким-то образом сумеете его забрать, вскоре найдете ответ сами.
— Я думал, в Синей книге говорится только о событиях прошлого, — вернулся к прежней теме разговора Дъёрхтард. — Что это за войско на последней картине?
— Колея проложена, теперь колесница катится быстрее, — загадочно ответил Кетэльдон. — Это битва в Сребимире.
— И кто победит?
— Не знаю, иначе изобразил бы сцену яснее.
— Если моя догадка верна, отдавши меч, ты избавишься от своего поста? — уточнил Амутар. — Так почему не можешь этого сделать?
— Сила Аштагора с Аланаром и только владелец меча может его унести.
— Но где же сам Аштагор? — спросил Граниш.
— У вас.
Услышав это, Дъёрхтард понял, что нужно делать, однако Кетэльдон, конечно, иных действий с его стороны и не ожидал. Необходимость сражаться с рошъяра отряд не прельщала, но они продолжили расспросы: одни в надежде получить подсказку к действиям, другие из любознательности.
— Какое ты занимал место среди рошъяра? — спросил Дъёрхтард.
— Когда я пребывал в Рошгеосе, мы не покровительствовали чему-то определенному, ведь тогда еще не было ни людей, ни власти рошъяра над Яраилом. Но отцом я называл Аланара, а сводной сестрой и женой Ахари.
— Аланар, — изумился Нетфёр. — Подумать только. Нет, сам-то я ему не поклоняюсь, но среди людей он слывет светлейшим и праведнейшим божеством. Порою он, конечно, бывает жесток, урожай там засушить, или голову напечь. Но чтобы так с детьми обойтись — немыслимо! Впрочем, у меня нет причин верить твоим словам, замыслы твои нам неизвестны.
— Верно, — согласился Кетэльдон, гулко посмеиваясь. — Но цверги могут иметь иное мнение о моем отце, — и посмотрел на Граниша — тот слегка наклонил голову, но не стал развивать мысли. — Но ты позабавил меня, Нетфёр, и заслужил легкую смерть.
— Но почему Аланар держит тебя здесь, почему не в Рошгеосе? — спросил Амутар, не заметив будто бы шутливой угрозы.
— Днем Ветхий Плащ всегда под его взором, ночью за мной присматривает Ирилиард. Альвы, цверги, фавны, люди, великаны — в Яраиле нет никого, кто мог бы освободить меня и забрать Аштагор, тогда как в Рошгеосе я бы давно измыслил способ завладеть мечом.
— Как ты сумел убить Адояса? — сменил тему Белый Охотник.
— Со смертью Вологама угас пыл айинъяра, они получили долю Яраила и вернулись к своим телам, — напомнил Кетэльдон. — И только один из них, тот, кто воплощает собой все чувства внешних миров, затаил обиду. Семурья пришел, когда я больше всего нуждался в нем, и обратил ярость и гнев всего сущего колуном Красного Короля. Да, — добавил он, прочитав мысли борута. — С таким оружием вы могли надеяться на победу.
Некоторое время царило молчание, только гудело, словно создаваемое кузнечными мехами дыхание Кетэльдона. Дъёрхтард заметил новый, совсем размытый горельеф. В нем он видел победное завершение их похода, однако не мог сконцентрироваться и одолеть обуревавшее его напряжение.