— Тогда спустимся под землю и уничтожим логово тварей, — почти радостно предложил воевода.
— Этот шаг представляется мне единственной возможностью завершить войну, — согласился Мирадеон. — но прежде опустим пяту у собственных стен.
— Стало быть, тальинды идут на верную смерть, — уточнил Зефтеро. — И неизбежное их поражение не нарушает общего замысла. Все мне стало ясно, кроме одного: какова в этой войне роль предвозвестников? Не думаю, что их появление здесь объясняется прозаичным желанием помочь.
— У вас нет причин не доверять нам, — возмутилась Миридис.
— Именно вам — нет, — вступил в разговор доселе молчаливый Солас. — Однако собственное весьма вероятное неведение не мешает вам быть оружием в чьих-то длинных руках. Предвозвестники всегда выступали на стороне старых богов, если так — вы должны быть вместе с Ераиль, и нахождение вас в качестве союзника сына Эри-Киласа нельзя не посчитать вещью странною.
— Судите нас не по действиям наших предшественников, а по действиям нашим собственным, — ответил Граниш. — Цель наша — сохранить мир между занавъяра и рошъяра и, если иные предвозвестники становились на чашу заяра, предположу, поступали так потому только, что весы дотоле перевешивались в другую сторону.
— И чтобы помочь нам и уравновесить соотношение сил, вы приносите проклятое оружие, которые по научению Аланара никто и никогда заполучить не должен?
— Даже Аланар не мог предвидеть всего.
— Я хочу знать другое, — перебил Мирадеон. — Прежде вам требовалась помощь, чтобы завладеть Аштагором, но мне нашлась замена. Так скажи мне, кто ты — Азара?
— Я Ахари, дочь Аланара.
— Признаю, никогда не слышал о тебе.
— Я умерла до прописных лет, а сейчас вернулась.
— Твои слова могут быть правдивы, но уверен я лишь в одном — в моих руках меч не принесет большой беды, — Мирадеон раскрыл над столом сильную властную ладонь.
— Я оставляю Аштагор себе.
— Азара! — вспыхнул Вирдео.
— Дерзкая девчонка! — негодовал Зефтеро. — Как смеешь ты перечить богочеловеку?
Удивлен был и Мирадеон:
— Объясни, почему клинок должен остаться у тебя.
— Когда-то давно Аштагор принадлежал мне. Потеряв его, я потеряла себя и только сейчас начала вспоминать свою жизнь и свою суть. Если меч останется со мной, никакая сила не проникнет за стены Сребимира.
— Примите ее слова к сведению, — посоветовал Мирадеону Зефтеро. — Но прежде чем разрешить столь важный вопрос, надобно знать, кто такая Ахари, вот хотя бы: где и зачем потребовался ей Несуществующий?
Азара медлила, знающие ответ предчувствовали негодование остальных. Ее молчание сдвинуло брови Мирадеону, и каждое последовавшее за ним слово сдвигало их все сильнее. Она поведала историю своего падения без прикрас и оправданий. Рассказ был кончен, но присутствующие еще долго не могли уверовать его правдивости. Вирдео потрясенно качал головой, Солас опустил подбородок на сложенные одна в другую ладони, Кувер-Асим щурился и почесывал голову, Зефтеро, не моргая, смотрел на рассказчицу во все свои большие слегка навыкате глаза, Элефомил, напротив, хаотично обегал взглядом собравшиеся лица, пытаясь разгадать скрывающиеся за ними мысли. Видимое спокойствие сохранил один только Мирадеон.
— Убийца крови своей, — выдохнул Зефтеро, по-прежнему, не моргая, и, повернувшись к Мирадеону, добавил: — И ей-то мы могли вверить жизни нашего города? — серебряный всадник жестом велел молчать. Он вновь предложил положить меч на стол. Азара не спешила. Напряжение росло, пока, наконец, не обрушилось с низким звоном.
— Только на время битвы, — предупредила Азара.
— Верно, — Мирадеон продолжил мысль. — После боя Аланар сам рассудит, как поступить с мечом.
Большой иссиня-черный меч, состоящий из множества разновеликих кристаллов, с загнутой спиралью гардой и многолучевой звездой, у основания по виду тяжелый и по ощущениям зловещий — но это и все, что можно сказать об Аштагоре, не взяв его в руки. Воин не видит в нем опасного оружия, слишком несуразен меч, слишком велик, лезвие не плоское острое, но округлое тупое, не лезвие, скорее, еловая ветвь. Маг не чувствует в нем силы, ибо сила эта вне границ волшебства. Собравшиеся взирали на меч с тревогою и алчностью, с благоговением и ужасом, Аштагор лежал перед ними, пожираемый взглядами, овеваемый дыханиями, он был близок, но бесконечно далек. Мирадеон обхватил кристальную рукоять.