Прощебетал тоненький голосок — это зачарованная запахами прилетела кормиться асилина — крошечная ледяная птичка надземного мира похожая на колибри. Дъёрхтард открыл глаза и поднялся.
В трех шагах от него находилось самое прекрасное создание в этом доме.
Длинные и прямые серебряные волосы свободно ниспадали с плеч, опускаясь ниже пояса. Волоокие сияющие синевой глаза улыбались и приветствовали гостя. Небольшого роста, на целую пядь ниже Дъёрхтарда, альва казалась хрупкой фигуркой, вылитой из стекла. Неосторожное прикосновение могло ее расколоть. Невесомое серебристо-белое двойное длиннополое платье с разрезными расширяющимися книзу рукавами, обволакивая Миридис, подчеркивало ее красоту и стать.
— Рада приветствовать тебя, Дъёрхтард, в чертогах «Одинокого лебедя», — на милом, почти детском лице возникла самая прекрасная в мире улыбка.
На миг колдун забыл, зачем пришел. Прошлая жизнь представилась глупой и лишенной смысла. До сего момента он ничего не видел и ничего не знал. Он блуждал во тьме, но теперь увидел свет. Потрясенный очарованием Миридис, сам не замечая того он улыбался искренне и чисто, желая лишь, чтобы этот светлый лик всегда оставался перед его глазами. Внезапно Дъёрхтард почувствовал холод и вспомнил, что мантия его до колен мокра, а сам он забрызган водой. Мысль эта его невероятно огорчила и смутила.
— Рад знакомству, — пробормотал он, опустил взгляд и стал водить рукой по одежде, словно от ее теплоты ткань могла мгновенно высохнуть. Подняв голову, он с удивлением обнаружил, что альва по-прежнему смотрит на него.
— Пойдем, Граниш ждет в гостиной.
Следуя за Миридис, Дъёрхтард смотрел в пол, стены и потолок, цепляясь глазами за детали интерьера, но невольно все время возвращался к ней взглядом. Смотреть на альву постоянно ему представлялось неприличными, кроме того, он не хотел, чтобы она почувствовала его взгляд. Входя в гостиную, он постарался упорядочить мысли и вспомнить, зачем они здесь.
Граниш устроился в центральном кресле, Миридис заняла дальнее, а Дъёрхтарду осталось крайнее с левой стороны очага. На столе стоял хрустальный чайник, изливающий аромат зверобоя и душицы, и две полные чаши, — третья уже переместилась в руку цверга, а также конфетница в форме лебедя, наполненная ягодными леденцами.
Мягкая мебель и треск камина совсем не располагали к разговорам на животрепещущие темы. Солнце уже садилось, но комната еще хранила тепло. Волшебная обстановка скорее подходила для сказок и мечт.
«Интересно, — размышлял Дъёрхтард, разделяя тепло кружки руками. — Сколько раз вот так вот, потягивая чай, они сидели перед камином?»
— В сем благостном месте не до́лжно говорить о тревогах внешнего мира, — произнес Граниш, словно прочитав мысли мага. — Но именно для того мы и собрались. Надобно обсудить наши действия.
— Я больше не могу обсуждать, — вздохнула альва. — Я хочу действовать.
— Нельзя спешить, — продолжал цверг. — Миридис, покажи-ка Дъёрхтарду страницу. — Альва вытащила из-под кресла футляр для свитков и через Граниша передала магу. — Сможешь восстановить?
— Попробую.
Дъёрхтард снял крышку футляра и аккуратно освободил от содержимого. Страница оказалась в ужасном состоянии: выцветший пергамент, на котором едва угадывались отдельные слова, пронизанный зияющими ранами бесконечных сгибаний не имел угла и в целом определенной формы, а от неосторожного дыхания грозился рассыпаться в песок. Расправив лист на столе, маг выудил из поясного мешочка склянку с берестяной пылью, обильно посыпал его, добавил три капли живицы эбенового дерева. Приблизив руки к пергаменту, едва не касаясь подушечками пальцев, стал бормотать заклинание, одновременно водя пальцами, вырисовывая незримые письмена. Берестяная пыль начала перемещаться и заполнила недостающие части бумаги, живица растеклась символами, проявляя блеклые чернила и вычерчивая наново отсутствующие слова.