— И ты собираешься сделать это?
— Наверное — это странно. С того момента, как я получила чип, у меня такое ощущение, будто я уменьшаюсь, теряюсь среди всех этих голосов. Я не знаю, что я действительно думаю о разных вещах. Ну, знаешь, какое мнение именно у меня, — она прижала руку к груди. — Я тянусь во все стороны и истончаюсь. Как человек-блин, — она опять смеется, и на этот раз, это больше похоже на ее настоящий смех. — Но может это просто я такая? Мама всегда говорила, что я противоречива.
— Почему ты его не выключишь? Тогда когда тебе станет лучше, ты сможешь вернуться, — у меня в голове не укладывается, что кто-то может захотеть отключиться от Глазури, особенно когда знаю, что у меня нет доступа. Как у Этана.
— Да, но тогда все вернется обратно. У меня нет силы воли, — она вздрагивает и обхватывает себя руками.
— Ты хочешь вернуться ко мне? — говорю я, вставая. — Хотя, там будет Зизи, она работает над каким-то большим проектом.
— Она не разозлилась из-за твоего побега?
— Нет, я сказала ей, что таким образом я выражала несогласие со старыми моральными институтами, или что-то вроде.
— Твоя мама классная.
— Хм. Слишком классная.
— Я должна вовремя прийти домой, или мама вызовет полицию.
— У нас все еще есть пара часов. И я до конца жизни сыта полицией.
Она берет меня за руку, чтобы встать, а затем обнимает меня.
— Каково это, быть под арестом?
Ее глаза зажигаются веселым огоньком, и я понимаю, что уже очень давно не видела ее такой.
Мы идем домой, и я развлекаю ее историей о моем почти удавшемся побеге и заключении.
— Этан как будто был пьян.
— Не знаю. Он был немного странный.
— А ты что, нет? — Она подталкивает меня в бок своим острым локтем.
— Эй, я не странная.
— И правда. И вообще, немного странности тебе бы не помешало.
— Ну, он не настолько странный, как, скажем, Барбара Дженкинс.
— О боже, нет никого страннее ее. Ты не знала, что она ест мыло? Ладно, продолжай.
— Он такой… — Я пытаюсь подобрать нужное слово.
— Таинственный, — говорит Кьяра, шевеля пальцами.
— Нет. Тихий. Точно. Он такой тихий и спокойный. Из-за него у меня возникает ощущение, что я слишком суечусь.
Кьяра останавливается, кладет руки мне на плечи и поворачивает меня к себе лицом.
— Петри, дорогая моя, это действительно так. И, как мне кажется, этот парень идеально тебе подходит. Скажи, он симпатичный?
— Ну да, наверное.
— Симпатичнее Райана МакМануса?
Я в шоке смотрю на нее.
— Ты знаешь?
— Все знают, что он тебе нравится. В этом нет ничего страшного, полкласса по нему сохнет. И мальчики тоже.
— А я ни по кому не сохну.
— Нет? Почему же?
Я думаю рассказать ей о том, как он выдал мое имя, но затем вспомнила выражение тревоги на его лице. Он действительно волновался за меня, и, как бы я не старалась этого отрицать, это было мило.
Я качаю головой. Хватит заниматься глупостями, Петри, именно из-за этого твоего глупого увлечения им ты попала в беду.
— Он, наверное, мне разонравился.
— Тем более не стоит упускать этого Этана.
— Не думаю, что когда-нибудь его еще увижу.
Осознание этого заставляет сердце быстрее биться в груди. У меня нет никакой возможности с ним связаться, я даже не знаю его фамилии.
Мы преодолеваем заграждение и направляемся вверх по улице. Кьяра тоже жила здесь, когда ее мать работала на кампанию. Шесть месяцев назад ее уволили, и им пришлось выехать. Я смотрю на Кьяру, когда мы проходим мимо ее старого дома. Не был ли переезд одной из причин ее депрессии? Она бросает взгляд на окно своей старой спальни.
— О, не беспокойся, — говорит она, ощутив на себе мой взгляд, — я все равно ненавидела эту комнату. Там всегда было слишком холодно зимой и слишком жарко летом. Моя новая комната на чердаке нравится мне намного больше, — она улыбается мне, — и к тому же, тех денег, что мама получила после увольнения, хватит на долгие годы терапии, которые у меня еще впереди.
Она снова берет меня под руку. По какой-то причине мы смеемся, как дети, всю оставшуюся дорогу до моего дома.
— Зизи! — кричу я, открывая дверь, — со мной Кьяра.
Едва я закрыла дверь, на лестнице раздалось шлепанье босых ног и Зизи сразу же бросается на Кьяру с объятьями, прижимая ее голову к своей груди.
Получив, наконец, доступ к воздуху, Кьяра сконфуженно и недовольно смотрит на меня из-за плеча Зизи. Я пожимаю плечами — это же Зизи.
Она обхватывает лицо Кьяры руками и долго смотрит ей в глаза самым смущающим образом.
— Эмм… - говорю я.
— Грейс мне все рассказала. О, бедная, бедная, бедная малышка, — в конце концов, произносит Зизи.
Кьяра разевает рот в изумлении.
— Я убью маму, — шипит она сквозь зубы.
— О, перестань, — говорит Зизи, махнув рукой, — тебе нечего стыдиться, все великие умы страдают депрессией. Это же неотъемлемая часть креативности. Соку?
Я привыкла к безумному ходу мыслей моей мамы. Но Кьяра провожает уходящую Зизи полным недоумения взглядом.
Глядя на Кьяру, я закатываю глаза, и мы вместе направляемся на кухню, где моя мама уже измельчает в блендере ананас.
— У Ван Гога была депрессия, — Зизи произносит «Ван Го» — с американским акцентом — и это очень меня раздражает. Она наливает нам сока. — Вирджиния Вульф. Сильвия Плат, конечно же. Каждый третий принимает антидепрессанты в определенный период своей жизни. Тут не из-за чего расстраиваться, Кьяра. Ты бы принимала инсулин, если бы была диабетиком, так? Вот и здесь точно также. Твой мозг всего лишь не производит серотонин, но теперь ты об этом знаешь.
— Мой доктор что-то говорил по этому поводу, — говорит Кьяра, отхлебывая немного сока.
— Вот видишь, — Зизи останавливается и постукивает ложкой по стакану, — знаешь, есть одна замечательная методика лечения, я только что смотрела ее исследование.
Ее глаза становятся пустыми, и я знаю, что она собирается поделиться с Кьярой очередной секретной информацией. Я раздраженно смотрю на миску с фруктами.
Выслушав ее, Кьяра улыбается.
— Это правда?
— Сто процентов, — говорит Зизи.
— Но его ведь еще нет на рынке.
— Я поговорю с твоей мамой, и мы что-нибудь придумаем, — говорит Зизи, — Я пользуюсь этой методикой и посмотри на меня.
Она раскидывает руки, и голубое кимоно петушиной расцветки придает ей вид пестрой летучей мыши. Я не совсем уверена, поможет ли это Кьяре или совсем доведет ее, но она улыбается достаточно счастливой улыбкой.
— Ну ладно, пора возвращаться к работе. Макс втянул меня в разработку идеальной предвыборной кампании для Харриса. Лично я терпеть его не могу, но Макс решил, что нужен именно он. Угощайтесь всем, что найдете в холодильнике.