— А рыбу вы как ловите? — спросил я.
Старик испуганно выпрямился.
— Я только раков ловлю.
— А нам-то почем знать? — подхватил сторож. — Может, вы и рыбой промышляете?
— Ну а если бы вам, к примеру, потребовалось рыбы наловить — как бы вы стали это делать?
Я заговорщически подмигнул старику. Во мне крепла уверенность, что он не умеет ни читать, ни писать и сам, конечно, не догадывается, какого рода документ носит в кармане: кто-то сыграл с ним злую шутку, подсунув в качестве удостоверения багажную квитанцию. Зато он наверняка знал, что я обнаружил корзину с рыбой, и мое умолчание на этот счет должен был истолковать в свою пользу.
Так оно и произошло. Старикашка как-то чудно ухмыльнулся и сказал:
— Что ж… и рыбу можно.
— А чем?
— Известное дело: рубахой.
— Покажите!
Он вмиг стащил с себя рубаху, завязал узлом оба рукава, стянул ворот бечевкой и, опустив рубаху под воду, потащил, как обычно тянут сеть.
— Ну, так-то не много наловишь, — с облегчением махнул рукой мой родич и опять принялся набивать свою трубку.
— Вы тем и кормитесь? — допытывался я у бородатого.
— Еще птичек ловлю…
— А их как?
Теперь он уже окончательно успокоился. Развязал узлы на рубахе и расстелил ее на берегу; затем присел на корточки, так что голова его оказалась между колен, и засвистел:
— Фить-фить, фить-фить-фирить…
В ответ на эту своеобразную птичью азбуку Морзе из зарослей камыша откликнулась какая-то птаха.
— Понятно… И все же — чем вы их ловите?
— Руками.
Он молниеносно подсек рукой в воздухе, показывая, как ловит птиц.
— У кого же вы этому научились? — спросил я, все еще не веря.
— У отца.
— А родом откуда будете?
— Из Надьшаррета.
Он бросил взгляд на сторожа, попыхивающего трубкой, и заискивающе попросил:
— Не дадите табачку на закрутку?
Мой родич протянул ему кисет.
Старичок скрутил цигарку, с наслаждением затянулся. По лицу его, загорелому до черноты, разлилось умиротворение, даже блаженство.
Я почувствовал, как к горлу у меня подступает комок, и, боясь раскиснуть, поспешно присел на корточки, спрятав голову между колен, и, подражая старику, засвистел:
— Фить-фить, фить-фить-фирить…
Перевод Т. Воронкиной.
НАХОДКА В ПАРКЕ
Ключник доложил, что дядюшка Бени, глухонемой погонщик буйволов, нашел в парке человеческую руку.
— Чего-чего? — уставился на него управляющий.
— Руку, — сказал ключник, все еще стоя навытяжку. — Человеческую руку.
— Говори яснее!
Ключник медленно перевел взгляд на щуплого управляющего. До этого момента он не сводил глаз с рябого майора, который сидел, примостившись в оконной нише. Собственно говоря, докладывал-то ключник ему: один вид офицерского мундира заставил его забыть о больной ноге и вытянуться в струнку. Но майор не слушал его. Он лишь на мгновенье оторвал взгляд от книги по рыболовству на французском языке и снова углубился в чтение.
— Прошу прощения, но я и так ясно сказал.
В голосе ключника звучала обида. Он уже не стоял навытяжку, давая понять, что разница в положении между ним и управляющим не так уж велика. Щуплый, чахоточный управляющий был здесь человеком случайным. Он приехал в имение всего четыре месяца назад, проходил тут практику, и это назначение получил тогда, когда прежнему управляющему прислали срочную мобилизационную повестку.
— Погонщик нашел в парке руку, — продолжал ключник. — Вот так, до запястья, — показал он. — Вся в кольцах. Золото и брильянты…
В большой гостиной, оклеенной зелеными обоями, кроме управляющего и майора находились еще двое мужчин. Они сидели у овального мраморного столика и лениво перекидывались в картишки. Последние слова ключника их явно заинтересовали. Один из них, провинциальный журналист, коренастый, краснощекий и толстогубый, тут же вскочил и направился к ключнику; стекла его очков в роговой оправе холодно поблескивали.
— Как это понимать — нашел руку? — Он поднял свою пухлую руку с розовыми ногтями, медленно повернул ее ладонью кверху. — Руку — и больше ничего?
— Больше ничего… Старик говорит, она валялась под деревом, у самого ствола, он подумал, что перчатка. Сначала не хотел ее поднимать, но потом, когда отгреб ногой листья, заблестели кольца.
— Гм… любопытно, — пробормотал журналист, уставившись на свои черные лаковые штиблеты с белым рантом. — А рядом ничего не было? — Он не сразу решился продолжить свою мысль, но потом все же спросил: — Ну а того, кому принадлежала рука, то есть… трупа рядом не было?