— Что с тобой?
— Ничего, — ответил тот.
— Что случилось? — спросила мать, наклонившись к нему с заднего сиденья.
— Твой сынок опять нюни распустил, — сказал отец и подумал о том, что механики все-таки обманули его. Пыль по-прежнему попадает в карбюратор, хотя машина целую неделю была в профилактическом ремонте. — Подними стекло, — приказал он мальчику.
А мать вытащила из сумочки носовой платок и вытерла ребенку глаза и нос.
— Что случилось, Лацика? — зашептала она на ухо сыну с той уже привычной грустной покорностью, которая впервые появилась у нее, когда Лаци заявил, что будет мыться в ванне один. — Вот мы почти и приехали, — продолжала она, с тревогой глядя в затылок сыну. «Почему ребенок стал сторониться родителей?» — в который уже раз за последнее время спрашивала она себя.
А мужчина думал о том, что пыль наверняка набьется и в коробку переключения скоростей.
— Вы знаете, где мы едем? — обернулся он к жене.
— Сколько раз можно говорить, что знаем!
— Ну, не хватает, чтобы и ты закатила истерику. Уж и спросить нельзя?
— Я сегодня раз пятьдесят уже отвечала на этот вопрос.
— По-моему, только сорок девять, — миролюбиво заметил муж, ему не хотелось ссориться. «Да, мальчик пошел в мать, это точно».
— Ты потому заплакал, что любишь ездить сюда? — прошептала мать на ухо сыну. Мальчик пожал плечами и ничего не ответил. Он приник лбом к боковому стеклу, словно что-то разглядывая. Мать попробовала проследить за его взглядом и вдруг подумала, что жить здесь она бы не хотела. Бедность, неудобства — и вспоминать тошно. Вместе с тем она ощущала и некоторую неловкость: ведь уже шесть лет они не были в родной деревне. Она сама не очень-то рвалась, да и мужа можно было затащить сюда разве что силой, и ехали они сейчас в деревню только ради ребенка. До этого два лета провели за границей, потом одно — в горах, еще одно — на Балатоне, казалось, что может быть лучше? Но если мальчик хочет… Ради ребенка они готовы на все.
Наконец они остановились перед деревянным островерхим забором, мужчина сильно нажал на клаксон. Створки ворот тут же распахнулись, словно тетушка-толстушка уже давно поджидала их.
Мальчик теперь не плакал, а смеялся, потому что отец чуть не наехал на тетушку Шари — он так резко затормозил, будто у него вдруг заглох мотор. Мать выскочила из машины и кинулась как сумасшедшая обнимать тетушку; отец тут же поднял капот и стал копаться в моторе.
— Ты что, спать здесь собрался? — раздраженно спросил он мальчика. Отца злило, что двигатель барахлит.
— Да вы только посмотрите на него, — воскликнула тетушка Шари, повернувшись к Лаци, она даже слегка присела, как будто собиралась посадить малыша на колени, хотя Лаци был на полголовы выше нее. — Неужели это мой маленький крестник?
Она прижала мальчика к своему могучему телу, а он, смущаясь, пытался высвободиться из ее объятий. Ребенок покраснел еще больше, увидев, как отец сгреб в охапку тетушку Шари и хлопнул ее пониже спины.
— Куда шлепнул, туда и поцелуй, — взвизгнула тетушка.
«Сжечь ее на костре», — приказал своим слугам Лаци. Это у него была такая игра, последнее время он всех своих врагов отправлял на костер.
— А где же конюшня? — изумленно спросил он.
— Где конюшня, малыш? — повторила его вопрос тетушка Шари и вновь прижала к себе мальчика, звонко чмокнув в макушку. — Мы ее сломали. — И, обращаясь ко взрослым, добавила: — Она столько лет пустовала, вот мы ее и сломали. И посмотрите, что построили вместо нее.
Она подвела всех к небольшому, еще не оштукатуренному строению и распахнула дверь.
— И мы теперь в деревне решили господами стать, — произнесла она не без наигранного самоуничижения. — Теперь и крестьянину подавай ванную комнату!
Она показала на бак, укрепленный на крыше сарая, на шланг. Все это ее супруг своими руками сделал. Отец Лаци что-то бормотал о технических сложностях, которые он потом с Гезой обсудит и даже поможет ему, а тетушка Шари снова повернулась к Лаци.
— И ты сможешь купаться, если тепло будет, — радостно объявила она мальчику и опять прижала его к груди, но на этот раз он не сопротивлялся, ему не хотелось, чтобы все увидели, что ему стало грустно. Однако мать заметила, как у него подрагивают губы, и позвала всех в дом. Пропустив вперед мужа и сестру, она осторожно взяла мальчика под руку.
— Тебе жалко конюшню? — тихо спросила она.
Мальчик зло взглянул на нее:
— Нет.