— Пустяки все это, не обращай внимания… Ты на что-то сердишься?
Муж наконец оторвался от своих бумаг. Состроив удивленную мину, он спросил с кротким упреком:
— Почему ты решила, милая, что я сержусь?
— Да так… мне показалось…
«Ну и интуиция у нее!» — подумал он про себя, а вслух произнес:
— Мне очень жаль, но ты ошиблась, я нисколько не сержусь.
— Конечно же, — сказала Аннушка, снова откинулась на подушки и взяла чистый лист бумаги, потому что рисунки, которые она только что сделала, вдруг показались ей отвратительными. На некоторое время воцарилась тишина, потом Аннушка снова спросила:
— Скажи, дорогуша, ты меня любишь?
Муж закрыл глаза. Искушение было велико. Ему страшно захотелось опрокинуть стол и заорать во все горло — надо было освободиться от того, что накопилось в нем за восемь лет совместной жизни. Но вместо этого он продолжал неподвижно сидеть за столом и, изобразив на лице стереотипную улыбку, ответил:
— Ты иногда задаешь странные вопросы, милая.
У него слегка сорвался голос, и он откашлялся.
«Притормози!» — предупредила себя Аннушка, вспомнив советы матери. «Умная женщина никогда не станет будить спящего льва, — говорила та. — Для мужчины естественно стремление к свободе, и поэтому мы должны не запирать его в грубой деревянной клетке, а окружать изгородью из роз».
Аннушка соскользнула с дивана и, подкравшись к мужу сзади, сунула ему прямо под нос свои новые рисунки. Муж пытался совладать с собой, в голове у него что-то громко щелкало, и он тупо смотрел на листки бумаги. Аннушка обняла его за шею и зашептала в самое ухо:
— Нравится? — Не дожидаясь ответа, нежно замурлыкала: — Видишь, вот этот ужасный микробик — это ты, а хорошенькая бациллочка — это я…
— Замечательно! — с притворным восхищением воскликнул мужчина.
Только это слово и пришло ему сейчас в голову, хотя он был в ярости.
— Замечательно, — сказал он еще раз, покоряясь своей судьбе.
Аннушка сладко потянулась и зевнула. Потом взглянула на себя в зеркало и отметила, что опять немного потолстела. Это ее встревожило, уж в бедрах-то ей никак нельзя раздаваться.
— Я рада, что тебе нравится, — произнесла она слегка насмешливо и стала вынимать из шкафа блузки и юбки. Потом быстро стянула с себя свитер, выскользнула из брюк и в чем мать родила стала расхаживать среди разбросанных юбок и блузок. — Ах, ты ведь не любишь… наготы. Прости…
Последнее слово она произнесла с подчеркнутой иронией и, собрав в охапку одежду, убежала в ванную комнату.
Щелчки в голове у него участились. Это устройство, сигнализирующее о нервном возбуждении, он окрестил счетчиком Гейгера. Он снова закрыл глаза и, дублируя «прибор», тоже стал вести счет, пытаясь хоть сколько-нибудь ослабить мучительную головную боль. А жена тем временем кричала ему из ванной:
— Дорогуша! Я уже говорила тебе, что дядюшка Шаньо вернулся из Мюнхена домой? Он привез себе «форд-таунус». Завтра мы с тобой ужинаем у мамы, и дядюшка Шаньо тоже там будет. Только прошу тебя, не сиди за столом таким букой! Слышишь меня, дорогуша? И пожалуйста, не надо без конца твердить о том, что ты приехал в Пешт из деревни. Дядюшка Шаньо уверен, что твой отец тоже был врачом.
Она вернулась в комнату, потому что только здесь было большое зеркало.
— Смотри-ка, молния на спине еле сходится. Я с ума сойду, если и это платье придется выбросить.
Она вновь — в который уже раз! — решила, что будет ходить в бассейн, договорится с Норой, и они будут плавать вместе, чтобы мужчины не приставали. Нора здорово умеет их отшивать. Аннушка с тревогой подумала о том, что, наверное, уже и в купальник не влезет. Она легонько взъерошила волосы мужу, который по-прежнему сидел склонившись над своими бумагами, но глаза его были закрыты.
— Между прочим, тебе не мешало бы помыть голову, — сказала она, удаляясь в ванную. — Я попрошу у Норы английский шампунь для тебя.
— Хорошо, — кивнул он.
— Ты сегодня долго еще будешь заниматься? — снова закричала Аннушка из ванной.
— Нет, — ответил мужчина.
— Я обещала Габи, что мы заглянем к ним, послушаем новые записи. Она говорит, у нее есть потрясающий Пэт Бун. Здорово, правда?
— Да, — отозвался он.
Аннушка вернулась в комнату и, взглянув на себя в зеркало, успокоилась: в платье из кримплена она выглядит совсем неплохо.
— Смотри-ка, какое у меня брюшко. — Она легонько похлопала себя по животу и хихикнула, вспомнив, что муж не любит это слово. Аннушка состроила гримаску сгорбленному над бумагами мужу и выпорхнула из комнаты примерить еще одно платье. — Слушай, дорогуша! — закричала она, будто обрадовавшись внезапному открытию. — Может быть, ты сердишься из-за вечера у того скульптора?