Но тот неожиданно замолчал. Блестящими глазами он пристально смотрел сквозь решетку.
— Да ты ли это? — забеспокоился он вдруг.
Отелло молчал.
Длинноносый выскочил из своей ниши и отдернул занавес. Внутрь пролился лунный свет. Долю секунды никто из них не двигался. И тут Отелло грозно заблеял. Его голос, как гром, раскатился по всему храму.
Длинноносый сначала пискнул, а потом с воплем побежал между рядов. Споткнулся, снова вскочил и, одним прыжком перемахнув через железную конструкцию со свечами, исчез за небольшой дверцей, откуда и появился. Отелло со злорадством смотрел ему вслед.
Когда Отелло вышел, две тени побежали с ним рядом, а одна, длинная бледная, — впереди него. Но ночные птицы на деревьях отметили что-то странное, что совершенно не отвечало симметрии света и тени. Потому что там была еще одна, четвертая тень, на некотором расстоянии следовавшая за Отелло. Косматая тень с длинными витыми рогами.
Спокойные, как облака, паслись они на лугу на рассвете. А над дольменом еще витала ночь, еще звезды — бледные глаза умерших не исчезли с неба. Он знал, что дольмен — это символ смерти и в вагончике пастуха смерть. О! Она умеет ждать! Лопата не нужна, чтобы доказать терпение смерти.
По ту сторону дольмена паслась юность, его собственная, с сильными ногами и бурлящей радостью внутри, но такая глупая, что могла и задеть кого-то своей радостью. С той стороны дольмена был луг, которого никогда уже не будет, не может быть, потому что это прошлое, путь обратно. Он искал его по всему миру. Под гладкими камнями, в глазах ночных птиц и в тихой заводи прудов. Но там он видел только себя, и ему быстро наскучила эта компания — раз уж он не может найти это обратно. А оно сидело у него на загривке и смеялось. Неудивительно, что он нигде не мог его отыскать. Обратно — это путь. Он все время таскал его с собой.
Путь обратно всегда важнее. Так говорила листва. И ей нужно верить, этой пахнущей, дышащей шкуре мира, даже если она растет у дороги, спасаясь от увядания. Но когда воздух после холодного тумана уже не освежает, а значит, когда наступает время улетать ласточкам и дни становятся короткими — осень все же приходит на землю. Листва права. И даже когда ласточкам пора улетать, шепот ее слышен из-за изгороди: шепчут остролистные падубы, и ненасытные плющи в подлеске, и маленькие сосенки, и собственная душа — путь обратно всегда важнее. И ласточки возвращаются вместе с листвой. Он верил им всем. Он верил и воронам, которые очищали его спину от паразитов, не трогая, однако, загривок. Черные крылья на спине, скрипучий голос, блестящие глаза…
Теперь путь свернулся, как мокрица, превратившись в один-единственный шаг. Всего шаг до того места, где паслись они, похожие на облачка зимнего дыхания, теплые и живые. А он, с гневной душой и множеством ран под шерстью, видел под ними бездну. Теперь она здесь. Кто определяет судьбу? Джордж мог лучше всякой овчарки собирать и разделять. Джордж сумел бы возвратить всех туда, в обратно. Но Джордж заглянул слишком глубоко под дольмен. И он видел его. И видел, что шерсть на его брюхе обвисла. Но рога были витые, как извилистый путь.
А сейчас он стоит. И боится сделать всего один шаг, один-единственный шаг. Хватит выть на луну, как это делают втайне его вороны, когда думают, что он не замечает. Нет моста, по которому он пройдет это короткое расстояние в один шаг, нет брода, нет мели в воде. Захлебнуться на последнем шаге — этого он не ожидал. Его рога, как штопоры, вкручивались в тающую темноту ночи. И все же, все же… Есть брод, есть мост! Его можно создать с помощью слов, старых слов, с любовью хранимых в душе долгие, долгие годы, придуманных как волшебные заклинания. Как они нужны ему сейчас! Но дороги, по которым он шел, были такими путаными и узкими, что он стал забывать эти слова. Он должен вспомнить! Он должен спешить, потому что под дольменом уже сидит безмолвный пастух и голубые глазки его блестят.
День тихо переплывал море. Белый день его прогонит, как прогоняли его четыре прошедших дня. Наступил пятый. Пятый день был днем возвращения в обратно. Он колебался.
12. Урожай на лугу
Мисс Мапл проснулась раньше всех. Она вообще не могла понять, спала ли она. Что-то не давало ей покоя. Воспоминание о сне? У нее было ощущение, что в воздухе снова повис этот запах, запах чужака.
«Овцы Габриэля», — подумала Мисс Мапл. Но в тот же миг поняла, что этого не может быть. Узнать овец Габриэля было просто, запах у них однородный, скучный.