– Я домой. Удачи тебе, красавица!
В шестнадцать часов, когда нейрохирург зашёл в палату, Дарья сидела на краешке койки, одетая и с собранным пакетом. Он улыбнулся:
– Сейчас оформлю вам выписку.
– А я вам тут благодарственное письмо написала, – Дарья протянула врачу сложенный вчетверо листочек с двумя купюрами по пять тысяч.
Как только медсестра принесла листок выписки, Леденёва попрощалась с соседками, которым тут ещё лежать и лежать, и пожелала им скорейшего выздоровления. Она бодрым шагом двинулась к выходу из отделения, теперь уже прямым путём и без утайки вышла во двор и вызвала такси.
Войдя в квартиру, Даша отправила в стиральную машину все вещи, которые побывали в больнице, в том числе, и те, что были на ней после выписки. Налила в бокал коньяка, взяла его в забинтованную руку, сфотографировала её на фоне стены и отправила снимок по Ватсапу нескольким абонентам. Непьющие подружки прислали смайлики. Сын ответил: «Кто бы сомневался», а друг Сашка написал: «В субботу приезжай на шашлык, отметим твоё возвращение».
Она уже не помнила, когда в последний раз пребывала в такой эйфории, как в этот вечер. Как это здорово находиться дома и делать всё, что хочешь! Впрочем, Даша уже больше ничего не хотела, кроме как завалиться в родную кровать. Она проспала двенадцать часов подряд.
Странные следы и
медицинская мафия
Состояние легкой эйфории продолжилось и на следующее утро, когда Леденёва, проснувшись почти в девять утра, сварила кофе и выпила его, глядя из распахнутого настежь окна лоджии во двор своей высотки. Всё казалось настолько прекрасным и радостным, что её даже не бесили собачники, выгуливающие своих питомцев на лужайке и не считающие своим долгом за ними убирать.
Она включила компьютер, просмотрела новости и почту, пересела на диван в очках для чтения и вдруг заметила на полу у ножки вращающегося кресла некий предмет, который в первую секунду показался ей крупным дохлым жуком. Дарья вздрогнула от отвращения, но тут же поняла, что это не насекомое.
Присев на корточки и наклонившись, она разглядела комок спутанных каштановых волос, а рядом – серый след от грязной кроссовки или сандалии с ребристой подошвой. Точный размер обуви, оставившей этот след, определить не представлялось возможным, но выглядел он не крупным. На светло-бежевом ламинате виднелся отпечаток только носка, по-видимому, пятка стояла на ковре.
Леденёва решительно не понимала, откуда взялась эта чертовщина. Чистя свою расчёску, она заматывала всё, что с неё снимала, в клочок бумаги и выбрасывала. Так мама ещё в детстве научила, объяснив, что если волосы улетят, то птичка совьёт из них гнездо, и будет болеть голова. А ещё ведьма может совершить магический обряд, и тогда головная боль – не самое страшное, что может приключиться. Предрассудки, конечно, но не лишённые некоего гигиенического аспекта – ни к чему разбрасывать своё «добро» по свету, и Дарья этого не делала.
Но этот комок никак не мог принадлежать ей и по другой причине: у неё никогда не было такого цвета волос, да и у женщин из ближайшего окружения – тоже. Откуда же взялся этот «кокон»? А след ноги? Перед больницей Даша тщательно вымыла полы, понимая, что после возвращения сделать это практически одной рукой будет проблематично. Она и двумя-то руками делать уборку не любила, и как только за неё принималась, обычная двухкомнатная квартира в шестьдесят квадратных метров с двумя лоджиями превращалась в какой-то бескрайний дворец с бесконечными лабиринтами.
Более того, перед её госпитализацией дни стояли сухие, а этот отпечаток попал в квартиру явно после дождя, который шёл, когда она лежала в стационаре. Кажется, в ночь после операции.
Ключи от квартиры были только у сына, лежали в его домашнем сейфе, но Дима никогда не наведывался в её отсутствие, ни разу. Некогда ему было и незачем. Да и представить, чтобы сын вдруг пошёл в грязной обуви по дому, было просто немыслимо. Он как-то даже поворчал на неё, когда они вместе выходили из её квартиры, и она, уже обутая, прошлась за чем-то в кухню. Дескать, как можно по квартире ходить в кроссовках, в которых была на улице! Но тогда на ней была чистая обувь, а тут с улицы – и по ковру. Так не могли поступить свои, только чужие. И уж точно не Дима. Явно маловат этот след для её двухметрового красавца сына с сорок пятым размером ножки.
Леденёва попыталась сфотографировать фрагмент отпечатка. Но он, отчётливо видимый глазом на блестящем ламинате, не просматривался через камеру телефона. Ни от окна, из которого падал солнечный свет, ни со стороны полутёмного коридора, ни сбоку. Она вышла в прихожую и пересмотрела подошвы всей своей летней обуви – ничего похожего на ту, что оставила след. Отмотав от рулона салфеток кусок ткани и смочив его под краном, Даша оттёрла с пола грязь и прихватила тканью комок волос. В этот момент ей показалось, что в нём находится засохшая вошь, но приглядевшись, поняла, что это просто соринка.