Глава первая
Отец русской ассириологии
В Ленинграде, на Петроградской стороне, вдали от главных магистралей, лежит тихая Петрозаводская улица. На ней привлекает к себе внимание трехэтажный особняк.
Если приглядеться к нему повнимательней, можно заметить одну странную особенность: у него нет первого этажа. Точнее говоря, первый этаж начинается там, где надлежит быть второму.
В девятисотых годах особняк принадлежал Николаю Петровичу Лихачеву. Это была личность, во многом примечательная. Лихачев был одержим страстью к старинным книгам, документам, рукописям, которую он унаследовал от своих предков. Еще в XVII веке они начали собирать различные книги и письменные памятники, составившие впоследствии целую библиотеку.
От своих богатых родичей Н. П. Лихачеву досталось большое наследство; став обладателем крупного состояния, он употребил его целиком на пополнение своих коллекций. Много разъезжая по разным странам, Н. П. Лихачев приобретал египетские папирусы и папские послания, арабские рукописи и византийские грамоты, дневники знаменитых путешественников и редчайшие книги на всех языках. И всё это он свозил в особняк на Петрозаводской. С течением времени там образовался единственный в своем роде музей книг и документов. Ими были заполнены снизу доверху все три этажа.
Должно быть, не случайно владелец особняка приподнял первый этаж на уровень второго. Тем самым он, во-первых, предохранял свои бесценные коллекции от сырости и, во-вторых, затруднял проникновение к ним любителей легкой наживы.
Но Лихачев не был обычным собирателем редкостей, каких на Западе немало.
Скупая за большие деньги уникальные вещи, представляющие исключительный научный интерес, толстосумы-буржуа хвастаются своими приобретениями, охотно демонстрируют их своим друзьям, но держат взаперти от ученых. Кто уплатил деньги, тот и хозяин вещи. Что же касается науки, то таких «коллекционеров» она меньше всего интересует.
Экслибрис (книжный знак) Н. П. Лихачева. Наклейка с таким рисунком имелась на всех книгах его библиотеки.
Совсем иного склада был Н. П. Лихачев. Всесторонне образованный человек, историк и этнограф, археолог и книголюб, он много работал над изданием приобретенных им документов. И, главное, он широко открыл двери своего особняка перед людьми русской науки. Приобретая книги и редкие старинные рукописи, Лихачев заботился прежде всего о том, чтобы они стали доступны русским ученым. Собранные им сокровища он считал достоянием своей Родины, и немало ценных исследований было сделано по материалам его коллекций.
В одной из комнат этого особняка за широким дубовым столом целые дни просиживал высокий человек с сединой в волосах. Но перед ним не было ни пожелтевших от времени пергаментов, ни редчайших египетских папирусов, ни инкунабул — первых книг, вышедших в свет после появления книгопечатания. Перед ним лежали какие-то странные плитки кремового, желтого и темнокоричиевого цвета. Некоторые из них он смачивал специальным раствором из стоявшего на столе флакона, другие же осторожно очищал от покрывавшей их пленки. Потом он подносил к глазам лупу и долго всматривался в их поверхность. Так же тщательно он исследовал и оборотную сторону каждой плитки и ее рёбра.
Глиняная плитка из коллекции Н. П. Лихачева. В документе говорится о распределении людей на работы и о семенах для посева.
Тот же документ, скопированный М. В. Никольским. Справа — лицевая сторона, слева — оборотная. Знаки, выступающие за рамку, были оттиснуты на ребрах плитки.
Если кому-нибудь довелось бы при этом присутствовать, то он, несомненно, поразился бы удивительному, поистине неиссякаемому терпению этого человека. Над одной какой-нибудь плиткой ученый мог просидеть с утра до ночи. Он не знал усталости, забывал о еде.
Вот, сделав два глотка, он отставил в сторону стакан чаю и вспомнил о нем через час, когда чай стал холодным. Вот, обмакнув перо в чернила, он так и застыл с ним в руке. Видно было, что человек с головой ушел в работу.
Иногда, спохватившись, он вынимал часы и, сообразив, что уже далеко за полночь, нехотя вставал из-за стола. Он выходил на безлюдную в этот поздний час Петрозаводскую улицу, полной грудью вдыхал ночную прохладу, и его лицо озаряла счастливая улыбка человека, не зря прожившего день.