— Какой смысл делать такой крюк? — спросил Байкал, которому не терпелось как можно скорее попасть в город, — зачем нам гуманитарная помощь? У меня в рюкзаке полно еды.
— Знаешь, не хочу тебя обидеть, — парировал Фрезер, скорчив недовольную гримасу, — но я на твою замазку уже смотреть не могу. Так что или давай я поставлю силки и поймаю кролика, только на это тоже время нужно, или пошли за настоящей жратвой.
Байкал уступил, и они отправились к раздаточному пункту.
Чем ближе они подходили к цели, тем больше путников присоединялось к процессии. А когда друзья вышли из леса на открытое место, их окружала уже настоящая толпа.
Вожделенная гуманитарная помощь, прибывшая из-за границы, настолько поглощала все мысли, что людям и в голову не приходило напасть друг на друга. Они уже не посматривали с опаской на каждого встречного. Все глаза были устремлены туда, где суетились вертолеты, указывая ближайшее место раздачи продуктов.
Фрезер и Байкал присоединились к процессии и в конце концов вместе со всеми вышли на открытый участок, обозначенный по периметру сигнальными огнями. Толпу заставили выстроиться в длинную очередь, которую по обе стороны сдерживали глобалийские солдаты. Людям видны были лишь их угрожающие силуэты, тогда как лица скрывали маски и тяжелые каски, надвинутые на лоб. На форменных куртках крупными буквами было написано «Гуманитарные силы Глобалии». Байкал заметил, что солдаты явно чувствовали себя не в своей тарелке. Он улыбнулся при мысли о том, что эти несколько часов в антизоне будут засчитаны им как участие в боевых действиях. По окончании миссии солдат ожидало долгое лечение, полная детоксикация организма и наблюдение психиатров. Всякое воспоминание об этой операции будет навсегда стерто из их памяти с помощью специальных таблеток.
Наконец путники оказались посреди огромного открытого плато, где должны были раздавать гуманитарную помощь. Какой-то человек с импровизированного возвышения указывал каждой группе ее место. Одет он был как-то странно, но тут Байкал вспомнил, что и сам еще совсем недавно носил подобное одеяние. Это был терморегулируемый костюм из плотной синей ткани, какие в Глобалии носили люди, приговоренные к общественно полезным работам. С той только разницей, что лицо мужчины было закрыто противогазом, как рекомендовалось всем глобалийцам, находящимся с миссией в антизонах. «Всем, кроме меня», — подумал Байкал. Вновь прибывших разбивали на группы по десять человек и рассаживали вокруг больших костров. Помощники, набранные из местных жителей, первыми появившихся в нужном месте, громкими криками призывали толпу к порядку. Понять, что надо делать, было несложно: сидеть и ждать, никуда не двигаясь.
В том же кругу, куда попали Байкал с Фрезером, сидел мужчина с горделивой осанкой, ухоженной черной бородой и тщательно расчесанными черными усами. Одет он был в широкий плащ, а в руке держал посох с фигурным набалдашником. По обеим сторонам от него сидели двое прислужников, стараясь все время сохранять между ним и собой расстояние в несколько сантиметров, чтобы ни в коем случае не прикоснуться к нему, какое бы движение он ни сделал.
— Ты хотел видеть настоящего господина? Вот он прямо перед тобой, — шепнул Фрезер Байкалу, незаметно указывая на мужчину напротив.
Ждать пришлось долго. Понадобился не один час, чтобы вся толпа спокойно расселась по местам. Время от времени у входа раздавались крики и начиналась какая-то возня.
— Они следят, чтобы сюда не пробрался никто из мародеров. Боятся провокаций.
Байкал с интересом наблюдал за вновь прибывшими, среди которых попадались едва ли не все этнические типажи. У одних были раскосые глаза, у других — черная кожа, у третьих на смуглом лице красовались огромные усы. Рассмотреть как следует удавалось только мужчин, потому что женщины, которых тоже иногда можно было заметить в толпе, обычно с ног до головы кутались в шали, боясь открыто показаться на людях.
Судя по всему, детей собрали где-то в другой, специально отведенной для них части лагеря.
Всех этих людей, независимо от возраста, пола, племени и общественного положения, отличала невероятная худоба. Ее нельзя было назвать болезненной, хотя некоторые выглядели такими тощими, что смотреть на них было жутковато. Вернее сказать, они даже не столько исхудали, сколько как будто высохли: туго натянутая кожа, крепкие мышцы, блестящие глаза, — все это придавало им сходство с узловатыми сухими ветвями, несмотря ни на что способными в один прекрасный момент зацвести и принести плоды.