как привыкла холить по сельве. При каждом шаге я высоко поднимаю ноги, чтобы не застрять в корнях —
этих капканах, расставленных на лесных тропах. Подобно темно-коричневым бечевкам, тонкие, как
проволока, только еще более жесткие, они невидимо протянулись над такими же темно-коричневыми
увядшими листьями...
Через каких-нибудь полчаса начался мелкий дождик, потом пошел настоящий дождь, и наконец полило
как из ведра. Тропинка превратилась сначала в лужу, а затем в бурный ручей. Через час мы остановились и
передохнули. Было уже четыре часа, а мы все еще не встретили носильщиков, хотя они и обещали выйти
из лагеря на Альгодо-не до полудня.
В половине пятого мы услышали мужские голоса. Наконец в фигурах, которые тяжелой походкой дви-
гались под проливным дождем, мы узнали носильщиков.
— Далеко ли до Альгодона? — спросила я.
— Часа полтора.
Мы, как могли, поплелись дальше. Уже в слабом вечернем свете мы заметили огонь костра. Лагерь!
Смеясь от радости, как дети, мыза-скользили вниз с холма.
Роль хозяйки лагеря выполняла Нелида, жена инженера Хосе Бар-тона. Лагерь был разбит на поляне,
расчищенной среди первобытного леса, и состоял из нескольких тамбо — хижин с пальмовой крышей, но
без стен. Самое большое тамбо на одном конце поляны было с полом из пальмового дерева и пред-
назначалось для белых начальников и их домочадцев. Рядом стояло тамбо поменьше, но тоже с деревян-
ным полом, оно давало приют семье метиса-инспектора. На другом конце поляны находились еще два
больших тамбо. Здесь пол был земляной, внутри стояли койки для индейцев. Рядом с ними были выстро-
ены две кухни.
... На рассвете дождь прекратился, зато уровень воды в речке стал на три метра выше, чем накануне
вечером. Мне сказали, что это нам на руку и что до сих пор всех заботило, каким образом тяжело
груженные лодки смогут преодолеть обмелевшие места.
Весь день носильщики не переставая ходили взад и вперед, перенося на своих плечах огромные грузы.
Время от времени возобновлялся небольшой дождь. На индейской половине лагеря женщины сидели на
корточках и из длинных пальмовых листьев плели циновку. Чтобы как-то занять время и сдержать свое
нетерпение, я попыталась им помочь, хотя и выглядела, конечно, очень неумелой. Меня так и подмывало
поскорее отправиться дальше и, как я надеялась, повстречать индейцев кото, у которых я могла бы
разузнать о смоле, «выдергивающей зубы».
На следующий день около полудня грузы и вещи были уложены в две лодки и на один плот. Таких
больших каноэ мне до сих пор не доводилось видеть. Они были укреплены сверху и расширены по бокам
толстыми досками, так что выглядели как огромные спасательные лодки. Но я испугалась, увидев, что
циновка из пальмовых листьев, которую с таким усердием плели женщины, предназначалась вовсе не для
того, чтобы защищать нас от непогоды. Напротив, она очень заботливо была растянута над большими
мешками с цементом, ящиками с продуктами и всевозможными частями к машинам. Казалось, что для
пассажиров совсем не оставалось места. Тем не менее всем удалось каким-то образом забраться в лодки...
Альгодон — маленькая река, и в этом состоит ее очарование. Как правило, берега узких рек мало на -
селены. Мы не увидели ни одной поляны, ни одного дома, вокруг был лишь нетронутый девственный лес,
высокий, нескончаемый. С деревьев, свешивались вьющиеся растения, кругом высились гигантские
папоротники и перистые пальмы, которые, соперничая друг с другом, наперегонки тянулись к небу. Мы
плыли так близко от берега, что от моего взгляда не ускользало ничто. Я не переставала удивляться не -
скончаемым разновидностям листьев, почти немыслимому многообразию и красоте их форм. Я могла даже
различить симметрию их тонких прожилок, могла протянуть руку и сорвать листок, чтобы рассмотреть его
повнимательнее. Интересно, в каких листьях заключена та волшебная сила, которую я стремлюсь
обнаружить?
То и дело на пути попадались отдельные папоротники и свисающие донизу ветки, усыпанные цветами
всевозможной окраски. Однако они так переплетались с зеленой листвой, что мне никогда не удавалось
определить, на каком кусте или дереве рос тот или иной цветок или листок. Встречались кусты с гроз-
дьями крошечных лиловых цветов. На одних цветы были белые, как воск, на других багряно-красные.. . Я
смотрела и смотрела и никак не могла понять, как столько людей говорят и пишут о монотонности
первобытного леса. Ведь не слепые же они все?
... Когда после остановки мы отправились дальше, небо сделалось зеленовато-голубым, а края пестрых
облаков вспыхнули ярким светом. В тот вечер мне довелось наблюдать особенно красивый закат. В этих
широтах солнце заходит быстро, однако столь драматический закат, как тогда — с непрерывной игрой
цвета и красок, с медленно потухающим небесным сводом и его меняющимся отражением в воде, — вовсе
не кажется быстротечным. Пока засверкавшие звезды не начали отражаться в реке между темными
стенами сельвы, случилось столько всего, так бесконечно много удалось увидеть, что мне показалось,
будто прошли часы.
... На следующий день я распрощалась с большинством из своих попутчиков. Нелида и ее муж, дон
Хосе Бартон, по распоряжению дона Альфонсо с четырьмя носильщиками отправлялись со мной.
Я простилась со всеми. Когда я еще раз попыталась выразить дону Альфонсо свою благодарность за его
поистине необыкновенное гостеприимство, он громко рассмеялся:
— Ну хорошо, сеньора! Не выражайтесь, как туристка! Вам нужно бы знать, что среди настоящих
людей из сельвы гостеприимство разумеется само собой. Вам известно, что мы должны взаимно помогать
друг другу. Таков закон сельвы!
Я — настоящий человек из сельвы! Я еще никогда не чувствовала себя столь польщенной.
* * *
Рано утром, проплыв вниз по реке целый день и целую ночь, мы добрались до места, где начиналась
наша тропа. На противоположном берегу в шатких хижинах, поднятых на высоких столбах, жили несколь-
ко семей индейцев кото. Их неопрятные домишки пришли в упадок. Женщины, одетые лишь в короткие
юбки и с бусами на шее, оказались такими робкими, что забрались в заднее помещение и глазели на нас
через щели в стенках. Все мужчины немного знали испанский. Я постаралась подружиться с ними. Это
оказалось нелегким делом. В конце концов двое из них согласились сопровождать нас.
Первый, Альберто, имел вид хитрый и бойкий. Другой, Иларио — коренастый, широкоскулый индеец.
Его глаза полуприкрыты, нижняя губа отвисла, он всегда недоволен. Однако, сказала я себе, лучше недо -
вольный, чем хитрый. И я выбрала Иларио для переноски моей фотоаппаратуры, настаивая при этом на ее
чрезвычайной важности. Я объяснила, что ему все время следует находиться рядом со мной и быть под
рукой, если я захочу сделать снимки. . .
Эта тропинка была похожа на ту, по которой мы добирались до Аль-годона: такая же широкая и зате -
ненная сводом листвы. Здесь росло больше пальм, это были и группы маленьких деревьев и тянущиеся
высоко вверх пальмы с волосатыми стволами и кронами, похожими на веера из перьев. Справа и слева
красовались папоротники, изящные, как кружевное шитье. Нередко коричневатая лесная почва была по-
крыта розовыми и лилейно-белыми, а иногда и ярко-красными лепестками, но нам никогда не удавалось
увидеть сами цветы. Соцветия забрались на самую крышу из листьев, поглощая там солнечный свет.
Я поняла, что не смогу по дороге поговорить с Иларио о растениях: тропинка в лесу слишком узка и не
позволяет идти рядом друг с другом. Живущие в сельве индейцы так привыкают к этому, что их всегда
можно узнать, когда они появляются в городе. Даже на широких городских тротуарах целая семья