враждовавшие силы. Жаркая кровь запорожцев мирно слилась с кровью их, казалось, непримиримых
гордых врагов ляхов, разбавленной кровью холодных германцев. Чего в этом коктейле больше или
какая из его составных частей во мне наиболее значительная, судить было бы опрометчиво и вряд ли
возможно. Я очень люблю родину моего отца Украину, но эта любовь не умаляет моего уважения к
двум отечествам родителей моей матери — Германии и Польше.
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
Разве эти слова «холодного» германца не зажигают сердца? А вот «надменный» лях:
Други, в бой! И строем согласным
Всю планету вкруг опояшем!
Пусть пылает в единстве нашем
Мысль и сердце пламенем ясным!
Я не думаю, что какой-то из трех наций, составивших мою особу, мне следует отдать
предпочтение. Кровные узы я, конечно, признаю и отношусь к ним, насколько мне кажется, с
должным уважением, но состав крови, на мой взгляд, не определяет национальность. Важно, где, кем
и на каких идеалах воспитан человек. Если вы возьмете малайского ребенка и воспитаете его в
английской семье и среди англичан, разве он останется малайцем? У него сохранятся только
антропологические черты, то есть внешность малайца, но образ мышления, вкусы и запросы будут
совершенно английские, и потому по духу этот человек будет англичанин.
Весь вопрос в том, что называть национальностью, биологическое начало или духовное
содержание человека. Лично я склонен думать, что решающее значение имеет духовное содержание.
Деды основателя русской антропологии академика Бэра происходили из Германии и Швеции, но, однако
же, по образу жизни и всему своему содержанию он был человеком положительно русским и отечеством
своим почитал Россию. Точно так же имя мое и дело мое принадлежат России. Корреспондент
спрашивает:
— Если мне не изменяет память и я правильно вас понял, в интервью газете «Трибюн» вы недавно
сказали, что исследователь, посвятивший свою жизнь служению идее равенства всех наций и рас, должен
обрести в себе чувство гражданина мира и сына человечества, не так ли?
— Все зависит от того, какую вы ставите перед собой цель: что-то опровергнуть или доказать. Ваше
изначальное намерение предопределит, а разум определит и необходимыми случаю фактами подтвердит
конечный результат. Но будет ли это истина? Нет, даже будучи как будто очевидной. Потому нет, что
истина никогда не бывает однозначной. Если вы смотрите на дерево, оно кажется вам реальным и вос-
принимается как очевидная истина. Но это только часть истины, а не вся истина, и значит, вообще не
истина, так как большая или малая часть чего-то не может представлять собой нечто целое в его закон-
ченном виде. Половина яблока — всего лишь половина, а не все яблоко. Точно так же обстоит дело с
истиной. Я имею в виду, разумеется, абсолютную истину.
Кроме видимой глазу кроны у дерева есть корневая система, есть почва, давшая дереву устойчивость и
корм, есть подземные воды, растворившие этот корм и сделавшие его доступным корням, есть впитанная
живым листом тепловая солнечная энергия, которая через посредство химических реакций превращается в
растении в механическую силу, необходимую дереву для подъема кормов и влаги из земли к ветвям, есть,
наконец, воздушная среда, которая тоже питает дерево и во многом определяет его жизнь.
Так вот все это в совокупности и есть истина, целая система, а не только то, что видно глазу и потомл
воспринимается часто как вся реальность. Мы видим отсталого в сво ем развитии островитянина и спе
шим сделать вывод о принадлеж ности данного субъекта к будто бы худшей части человечества. Между
тем существует множество причин, обусловивших отсталость островитянина. Не учитывать все эти при-
чины — значит не быть объектив ным. Быть же объективным в моем понимании — значит отрешиться от
всяких тенденций и подчинить себя только поискам истины во всей ее совокупности. В моем положении
исследователя, поставившего своей целью доказать миру, что все люди — люди и сделать невозможным
само стремление оправдывать колониальные захваты, грабежи и насилия, первым условием для этого
является чувство ответственности перед всем человечеством, одинаково беспристрастное отношение ко
всем народам и расам, так как иначе меня обвинят в необъективности и все мои старания окажутся на-
прасными.
Но чувствовать себя сыном человечества — не значит забыть родной дом. Я еще не встречал человека с
нормальной психикой, который был бы холодно беспристрастен к матери. Поэтому над своими хижинами
в Новой Гвинее я всегда поднимал русский флаг.
Корреспондент ловит на слове:
— Говорят, в России с вами обошлись не слишком ласково?
Ответ Маклан спокоен:
— Меня исключили из шестого класса гимназии и затем запретили посещать Петербургский
университет, куда, несмотря на отсутствие документа о законченном среднем образовании, я был
определен вольнослушателем. Поэтому мне пришлось ехать учиться в Германию. После исключения
из университета он не мог поступить ни в какое другое высшее учебное заведение России, так как
находился под надзором полиции. Но это не значит, что учиться в России мне не позволила Россия.
Из гимназии я был отчислен по настоянию попа Василия за то, что на уроках закона божьего читал
«Письма об изучении природы» Александра Герцена и как-то принес в класс «Сущность христиан-
ства» Фейербаха.
В то время моим «законом божьим» стал и продолжает им быть роман Чернышевского «Что
делать?». Под влиянием его идей кроме Герцена и Фейербаха я начал изучать труды Сеченова,
Писарева, Гегеля, отдельные труды Добролюбова и все, что появлялось в печати за подписью самого
Чернышевского. Кроме того, моя мать регулярно получала запрещенный журнал «Колокол». Это
определяло мои настроения и в конечном счете привело к участию в студенческих митингах и
демонстрациях. В одной из таких демонстраций еще до моего исключения из гимназии я и мой
старший брат Сергей были арестованы и посажены в Петропавловскую крепость, но я никогда не счи-
тал, что нас наказала Россия. Попы и полицейские в России, как и в других странах, являются частью
государственного механизма, но, даже если речь идет о целом государственном механизме, нельзя
считать, что он соответствует характеру страны. Когда вы выступаете против существующего
общественного устройства, совершенно естественно, что люди, призванные высшей властью
сохранять это устройство, применяют к вам меры наказания. Но было бы по меньшей мере
неразумно, обидевшись на полицейского, переносить свою обиду на страну.
Говоря о своей принадлежности к России и гордясь этим, я говорю о своем духовном родстве с
теми ее представителями, которых принимаю и понимаю как создателей истинно русского
направления в науке, культуре и такой важной для меня области, как гуманизм. Но это не то родство,
которое дает повод для семейного застолья. От каждого, кто его сознает, оно требует прежде всего
постоянной дисциплины в мыслях и делах. По сути, я служу не своей собственной идее, а выполняю
программу исследований, основное направление которых определил академик Бэр. Затем я
руководствуюсь в своих изысканиях трудом Сеченова о рефлексах головного мозга и работой
Чернышевского «Антропологический принцип в философии». Как видите, все русского
происхождения.
Кстати, мне доставляет удовольствие сказать, что Россия — единственная европейская страна,
которая хотя и подчинила себе много разноплеменных народов, но все же не приняла полигенизм