– Он в экипаже. Или будет. Ты воспринимай его как ребенка. И не слишком привыкай. Анорак отправится с нами в экспедицию, так что… – как бы сформулировать? – мы ему обновление накатим.
– Правда? А как?..
– Я не могу рассказать больше.
Эшли удалился. Бет задумалась, почему его общество ее так стесняет. Может, глупости это и лучше включить Эшли в состав первого десантного отряда? А если он такой успешный пикапер, каким желает показаться, то и Нгуен за компанию. Они оба моложе Бет и Клиффа, которых вдобавок жизнь в Чаше потрепала. Конечно, в объективном времени всем им лет под двести. Брак, секс, деторождение… всё это настолько глубоко укоренено в людской натуре, что даже здесь, вдали от земной экосферы, не удается полностью абстрагироваться.
– Думаешь, нам уже о распределении по семьям следует задуматься?
Лицо Клиффа отражало все оттенки удивления.
– Так в директивах написано, – мягко произнесла Бет. – Я проверяла.
– А разве не Редвинг…
– Послушай, тут речь о наших детях. Это наше дело.
– Да мы ведь и понятия не имеем, какая в Паутине биосфера и…
– Я не требую зачатия прямо сейчас. Но нужно иметь это в виду.
Она изучала его лицо. После недолгой интрижки Клиффа с этой, как ее там, в Чаше, дела теоретически нормализовались. Да, Бет испытывала обычную для таких ситуаций смесь ярости, обиды и унижения – но ловила себя и на неожиданной симпатии. Чаша оказалась испытанием на прочность для всех, превзошла самый буйный размах воображения. Затерянные на ее просторах, сбежавшие из плена, люди искали утешения друг у друга. Вдобавок неправильно считать, что Клифф запустил эту, как ее там, в свою постель. Нормальных постелей у беглецов не было и близко.
Бет оттолкнула эти воспоминания, медленно вдохнула и выдохнула, затем сказала спокойно, поддерживающе:
– Мы об этом договаривались.
– Да. – Он пожал плечами. – Но вначале… Как назвать эту процедуру? Припутывание? Высадка на цилиндрический мир в высоком вакууме. По крайней мере в Чаше настоящие земля и сила тяжести.
– Угу. Диковины тут нарасхват. Я смогу расслабиться, только когда мы найдем место завести детей. В гравитационном колодце, ага. Не в курсе, каких эффектов тут можно ожидать. Я эти яйцеклетки веками сберегала, ты ж знаешь. Нужно наконец найти им применение.
Ее прямота лишний раз выдавала меру усталости. Они забрались в койку, повозились там, целуясь, и Клифф забылся в сдвоенных теплых объятиях сна и Бет. Она, однако, не переставала размышлять, глядя в абсолютную тьму и прислушиваясь, как стонет и скрипит построенный века назад корабль – пристраивается к последнему своему причалу.
Прежде чем их выбрали в экипаж «Искательницы», они с Клиффом без особого энтузиазма пытались завести детей, то есть, говоря прямо, отказаться от контроля над деторождением и позволить Вселенной решить самой. Больше года прожили они в браке, а Бет не забеременела: было похоже, что Вселенная решила сама. И они уверенно переложили это важное решение на тех, кто в ней главный. Однако…
Когда они согласились дать жизнь потомству по прибытии на Глорию, цель эта казалась очередной в ряду смутных абстракций, подписей под документами. Теперь… Младенцы никогда особенно не привлекали Бет. Бездонные колодцы срочной, безразличной к обстоятельствам потребности – вот как она их воспринимала. Бет опасалась, что не сможет удовлетворить эту потребность, почувствует себя обманутой и взятой в заложницы. И так же сильно опасалась, что ее осудят за такую позицию. За инстинктивное недоверие к писклявым комочкам плоти, при виде которых таяли все остальные.
Она пыталась примириться с этой проблемой, пока развивалась ситуация в Чаше. Затем, вновь пробудившись, опять с ней столкнулась. Императив экспедиции на Глорию был таков: исследовать другой мир и, если удастся, заселить его. Звездолет – мир настолько замкнутый, что Бет решила отвлечься за чтением Чувства и чувствительности, идеально передающим скуку общества далекой эры. Слухи, сплетни, бесконечное домоводство, женские штучки – нескончаемо.
Но и роман древней писательницы парадоксальным образом напоминал ей, как далеко «Искательница» от Земли. Медленный обмен информацией, промежутки тревожного молчания. Остин умело передавала не столько момент, когда письмо пришло и его открываешь, сколько часы и дни ожидания под стук дождя за окном, пока игла снует над вышивкой. Не таковы ли и мимолетные контакты с Землей – далекой абстрактной возлюбленной, давно утонувшей в прошлом?