Было уже далеко за полночь. Почти в полной темноте, руководясь скорее инстинктом, чем знанием дороги, Джек пробрался на лестницу, отыскал коридор и, сжимая в руке револьвер с оставшимися двумя пулями, ринулся вперед. В нижнем коридоре несколько дверей еще были открыты, оттуда вырывался свет, клубы табачного дыма и дикие голоса. Там пировали, или играли в карты, а может быть, совершали что-нибудь похуже… Может быть, там были похитители чемодана? Джек, однако, не стал останавливаться. В глубине коридора, где молчали комнаты честных и скромных жильцов, пряталась заветная дверь…
— Лиззи, это я!
— Боже мой, что такое? Что случилось?
— Лиззи, отвори!.. Ради всего святого!
За дверью смутный шорох, подавленные восклицания. У Джека сердце бьется так сильно, что — того и гляди, разорвется. Вторгаться к девушке в такие часы… Но что же делать, если Глориана!..
Дверь открывается.
— Лиззи, это я, Джек…
Дешевенькая лампочка с пунцовым абажуром в виде бабочки достаточно ярко освещает комнатку…
— Что с тобой, Джек? Что ты так странно на меня смотришь?
Не отвечая на расспросы, Джек стал искать на полу потерянную Глориану. Его радости не было границ, когда он увидел блестящий предмет на коврике перед кроватью Лиззи.
— Что это такое? — спросила с любопытством Лиззи.
— Это… это кастет…
Джек рассказал о нападении, о гибели чемодана. Они оба погоревали. Потом Джек вспомнил, что у него за пазухой остается еще очень много денег, и они рассмеялись и утешились, и Лиззи не находила слов, чтобы похвалить его за предусмотрительность…
…Джек уже не думал теперь о том, чтобы уходить домой. Было слишком поздно. Вернее, слишком рано. Светало. А потом…
А потом настало полное утро. Джек в сотый раз поцеловал свою возлюбленную и отправился в поход — бороться с капиталом, угнетавшим пенсильванских рабочих!
Лиззи плакала, обнимая его:
— Как грустно, что ты уезжаешь! Но не смущайся, милый! Поезжай! Это необходимо!
Она опять просила его взять оставленные у нее деньги обратно. Но Джек с непонятным упорством отказался…
В коридоре ему попался вчерашний китаец. Джек, сам не зная почему, вздрогнул и невольно потянулся к своему револьверу. Желтый человек улыбнулся и раскланялся. И уже, пройдя несколько шагов, Джек все еще чувствовал на своей спине его взгляд. Не этот ли косоглазый утащил его чемодан? В сущности, следовало бы заявить полиции… Но Джек чувствовал к полиции большое недоверие, и ему не хотелось иметь с ней никаких дел…
Условясь с Лиззи относительно того, где они встретятся, Джек, наконец, покинул трущобу и поспешил на вокзал.
По дороге на вокзал он зашел в магазин дешевого верхнего платья и купил рабочую блузу и фуражку. Он решил, что неудобно выступать среди рабочих в франтовском костюме.
В другом магазине он приобрел новый чемодан — далеко уже не такой блестящий, как украденный, и уложил в него рабочее одеяние.
Мальчишки-газетчики кричали и пели на разные голоса:
— «Нью-Йорк-Геральд!» Новые газеты! Таинственное ограбление Национального Банка! Виновник заключен в тюрьму!
Джек, крайне заинтересованный судьбой «виновника», приобрел пять-шесть утренних газет.
И в хорошем настроении, скучая лишь немножко по Лиззи, он прошел в буфет, выпил содовой воды с виски и, плотно позавтракав, сел в вагон…
VI
В «демократической» Америке, согласно благородному принципу равенства, на железных дорогах официально существует только один класс для всех граждан.
Но так как в Америке имеется особый народ, негры, которые там совсем не считаются за людей, то для перевозки этих нелюдей употребляют особые вагоны — негритянские, очень плохие и совершенно некомфортабельные.
А с другой стороны, в той же демократической Америке имеется особый класс богачей, которые считаются сверхлюдьми, и для них ставят особые вагоны — чрезвычайно роскошные, с такими удобствами и утонченностями комфорта, которые простым смертным и недоступны и даже неизвестны.
Джек не принадлежал ни к нелюдям, ни к сверхлюдям. Поэтому он ехал в единственном «первом» классе.
Ехал он, надо сказать правду, с большими удобствами. Сиденья были мягкие, крытые бархатом. Поезд был курьерский и летел с головокружительной быстротой, лишь слегка замедляя ход на поворотах. Джек посидел в вагоне-ресторане с расписными стенами и потолком, выпил бокал Manhattan Cocktail, смакуя вкусный напиток через соломинку, и прочел все газеты.