Начался общий шум, и председатель митинга тщетно старался восстановить порядок. Кое-кто пытался протестовать против стачки… Джек слышал чьи-то слова:
— Нечего есть! Дети умирают! До каких пор терпеть? Что нам дал юнион? Что сделал для нас забастовочный комитет? Где деньги, где продукты?
— Мы подохнем и с забастовкой и без забастовки! Один конец!
— Нас завтра же всех перестреляют!
Джек опять возопил:
— Товарищи! Держитесь крепче! Деньги у вас будут! Продукты будут!
— Откуда их взять? Чего он там врет! Кто это там болтает?
Джек видел, что настроение падало, и ненависть, зажженная было оратором, ослабевала. Он пришел в азарт.
— Это я вам говорю! Деньги будут! Они уже есть!
— Да вы кто такой?
— Это провокатор! Не слушайте его!
Провокатор? Это было уже слишком! Джек не ожидал такого афронта. Он им покажет провокатора!
Деньги — остаток сокровищ Дайтон-Охайо — остаток еще чрезвычайно солидный, был у Джека под руками, за пазухой и в карманах. Он не доверял теперь чемоданам! Джек привык действовать по вдохновению. Мгновение — и он швырнул бы все эти деньги, суммы, которых он даже не знал в точности, несчастной, замученной голодом и отчаянием толпе. Но что-то остановило его от этого театрального жеста. Джек вытащил только одну пачку кредиток и показал ее:
— Вот!
Толпа загудела:
— В комитет! Передать деньги в комитет!
Джек обрадовался. Ему подсказывали самый разумный выход. Дисциплинированная толпа рабочих, привыкшая к определенной общественной закономерности, сама отказывалась от шального швыряния деньгами. Кругом него раздавались голоса:
— В кооперативе все равно ничего не дадут и за деньги! Там выдают только по жестянкам!
— Купим в другом месте!
— Не выпустят!
Правильное течение собрания было нарушено. Возбужденная толпа долго не могла ни на чем остановиться. Джека окружили, расспрашивали, откуда он. Джек сначала говорил, что он агент «Христианского общества помощи забастовщикам» в Иллинойсе (он тут же придумал это общество). Но когда кто-то из рабочих, уроженец Иллинойса, заметил, что ничего подобного там нет и не бывало, Джек тогда поправился: «Я хотел сказать, из Сан-Франциско! Я просто обмолвился!..» В конце концов Джек решил, что самое лучшее — не вдаваться ни в какие рассуждения, а просто действовать. Он разыскал забастовочный комитет, который заседал в соседнем помещении, вызвал главу комитета, товарища Дика Бертона, и заявил, что хочет передать ему деньги.
Дик Бертон с американской деловитостью, также не вдаваясь в лишние разговоры, принял пачки кредиток и банкнот и тут же пересчитал их.
— Сорок тысяч. Это хорошо! Спасибо, товарищ!
И сунул их за пазуху. Джек был разочарован. Он воображал, что денег у него больше. Он проклинал жуликов, ограбивших его вчера у Лиззи. Как пригодились бы теперь все тогдашние деньги. Но и это было неплохо. И эти деньги давали возможность рабочим просуществовать довольно много времени, выдерживая забастовку.
Дик Бертон поднялся на стол среди собрания и крикнул:
— Товарищи, ура! У нас есть деньги! Долой капитал! Долой эксплуататоров! Забастовка продолжается!
Поднялся страшный шум. Джек торжествовал. Он выкрикивал, что было сил, разные революционные лозунги, даже сам не зная, откуда они пришли к нему на ум.
Вдруг из толпы выделился какой-то невзрачный человечек в серой пиджачной паре и в котелке. Он спокойно подошел к Дику Бертону и промолвил:
— Я вас арестую именем закона! Передайте мне полученные вами деньги!
Это был шериф. Джек недоумевающе таращил глаза. Он никак не ожидал, чтобы произошло такое свинство! Какие мерзавцы эти шерифы!
Как из-под земли выросли полисмены и арестовали Дика. У несчастного и руки опустились. Началась общая паника. Рабочие стали разбегаться. Но это удалось не всем: у выходов стояли солдаты.
Джек крепко сжал Глориану… Он пылал негодованием!
— Я закрываю собрание! — визгливо прокричал шериф.
Джек вскочил на стол:
— А я снова открываю собрание! — заорал он во всю силу своих юных легких. — Товарищи! Много есть на свете всякой пакости, но всего омерзительнее разные полисмены и шерифы. Это такие негодяи…
— Я арестую вас! — завизжал шериф.
Полисмены кинулись к Джеку. Глориана была моментально нацеплена, и Джек исчез. Но не прошло и минуты, как на другом конце комнаты опять раздался задорный юношеский голос, и выросла на другом столе фигура Джека.
— Долой полицию! К черту шерифа!
Полисмены, уцепившиеся за стол, на котором только что стоял молодой человек, никак не могли с этим столом расстаться. А Джек громил правительство, поносил армию. Шериф уже не визжал, а хрипел.