Закинув обе сумки на плечо, я достал из кармана телефон. Он не видел сеть.
Я ещё не до конца въехал в суть ситуации и смутно подумал, как же там мои родители, что они будут делать, если я просто исчезну. Думалось как-то понарошку. «Если...» Уже не «если», и я с трудом отдавал себе в этом отчёт.
— Не беспокойся, — сказала мне Глория. — Ты быстро вернёшься. Те, кто родился там, ниже, в верхних проекциях надолго никогда не задерживаются.
Она просто-напросто хотела меня приободрить и успокоить, но мне аж досадно стало. Здесь я не задержусь. Почему? Тут ведь у людей тоже полно проблем и гопота водится... И ещё подумалось: если у них, здесь, был свой Гитлер... не, возьмём кого-нибудь получше: свой писатель Гарсиа Маркес, то где-то неподалёку, по логике вещей, бродит и мой двойник? От такой мысли сделалось здорово не по себе.
Правда, я не совсем понимал, как быть с двойниками в том случае, если человек постепенно погружается на дно, понемногу тонет в нижних проекциях. Как, в сущности, делают многие. Быть может, эффект двойников возникает только при перемещении сквозь очень большое количество слоёв?
На противоположной стороне улицы, между офисными зданиями, где, я точно помнил, должна была находиться шашлычная в вытоптанном скверике, располагалась автозаправка довольно странного вида. Я и не сразу сообразил: раньше я такую видел только на фото в интернете. Это была заправка для электромобилей.
— Слушай, а я всё хотел спросить... «Сто лет одиночества». Текст ведь, наверное, отличается?
— Немного. Я поначалу думала — а почему вдруг этот роман издали с такими купюрами, да ещё перевод какой-то странный...
Мне остро, до тоски, захотелось прочесть более полный, более совершенный текст «Ста лет одиночества». Текст, который ближе, чем наш, к далёкому, идеальному, ослепительно гениальному оригиналу. И я даже не мог попросить у Глории электронную книгу с её компьютера. В нашем мире не написано программ, которые открыли бы этот файл. Не говоря уж о том, что мой планшетник не видел её компьютер и не мог принять с него данные.
Мы подошли к автобусной остановке, той самой, возле которой я покупал букет для Глории. Небольшой торговый павильон стоял на месте, только вывеска на нём была не «Цветы 24 часа», а «Свежая выпечка». С изображением большого засахаренного кренделя. От цветов там остался только застеклённый от пола до потолка угол, заставленный раскидистыми растениями в горшках, этакий зачаток кафетерия с парой пластиковых столиков для посетителей. За одним из столиков сидел парень, что-то жевал и небрежно, как нечто само собой разумеющееся, крутил перед собой свободной рукой какие-то голографические схемы. Похоже, работал. У его ног лежала дворняжка в ошейнике, она благосклонно посмотрела на меня сквозь стекло. Здесь собак пускали в кафе.
— Глория, а тут... ну, у вас, наверное, домашним животным не только клички, то есть имена положены, но и фамилии?
— Да, а что?
— Не, ничего. Я так и думал.
Сбоку от павильона под навесом находилась скамья для ожидающих транспорт, а за скамьёй стоял застеклённый рекламный щит с подсветкой. На нём вовсю разевал бородатый рот, зазывая на свой концерт, какой-то педрила в розовом парике, с накладным бюстом размером с комод. Видать, попса уже на самом идеальном, информационном, уровне задумывалась как квинтэссенция идиотизма.