Вера вновь взглянула на лежащую на столе газету. На первой странице крупным шрифтом было набрано: «На Черного Абдуллу работает вся городская милиция. Бумажный король буйствует».
Она поморщилась: ох уж эти хлесткие заголовки. В статье, занявшей всю первую полосу, сообщалось, что Дмитрий Абдулов, известный бизнесмен, сошел с ума от горя. Убили его жену, Веронику Абдулову. Зажарили в солярии, в аппарате для искусственного загара. Хотя красотку тщательно охраняли и сопровождали везде, чуть ли не в туалет — особенно после этих убийств и слухов про вампира. Денег на охрану Черный Абдулла не жалел. И теперь он взбесился: избил охранников, сопровождавших его жену. Еще бы, бывший боксер-тяжеловес, местный Тай- сон. В результате трое здоровенных парней в больнице с переломами разной степени тяжести, а тот, что дежурил внутри салона, — в реанимации в тяжелом состоянии. И что же, кто-нибудь предъявил Абдулле обвинение в нанесении тяжких побоев? Или хоть в «умышленном причинении вреда здоровью, вызвавшем длительное расстройство здоровья или значительную стойкую утрату общей трудоспособности», как сказано в уголовном кодексе? Ничуть. «Наоборот, — писал журналист, — помощники бумажного короля поставили на уши всю Львовскую милицию. Все милициянты занимаются убийством Абдуловой. Правоохранительные силы задействованы снизу доверху. При этом никто не расследует не менее зверское убийство известного аниматора Эдуарда Ветрова, найденного в номере гостиницы с кинжалом в груди. Причем в номере не менее известной актрисы, что наводит на разные размышления. Проще говоря, ясно как день: это ревность направляла руку с кинжалом…»
Ну и дальше в том же духе. Ересь какая-то, Лученко мельком глянула на фамилию автора материала. Рина Ересь… Так она, оказывается, и сюда пишет. Вездесущая. И фамилия подходящая в данном случае.
Вера отодвинула от себя газету и в очередной раз принялась сражаться с мобильным телефоном, нажимая кнопки и не понимая, почему он не реагирует. Техники не любит ее, это давно известно. И пылесос норовит подставить ей подножку, и с компьютером у нее сложные взаимоотношения. Он постоянно спрашивает про какой- то буфер обмена, а она не понимает, чего он хочет… Да заработаешь ли ты наконец, железяка? Она пыталась дозвониться до Андрея, но у нее ничего не получалось.
Этот день отличался от других львовских дней еще и тем, что Вера чувствовала нарастающую тревогу. Вначале не конкретную, просто странное чувство. Будто она бежала изо всех сил, и вдруг — остановка, препятствие.
Сердце принялось учащенно биться, точно стараясь выпрыгнуть из груди. Потом она внезапно почувствовала себя так, словно превратилась в ледяную скульптуру. Замерзла. По позвоночнику прошла холодная волна. И тут же ее бросило в жар. Вера называла это ощущение «тринадцатым» чувством. Оно никогда ее не обманывало. И значило это только одно: с кем-то из близких людей что-то должно случиться или уже случилось. В голове пульсировало: «Андрей… Андрей! Что с тобой стряслось?!»
Она снова и снова нажимала кнопки мобильника, набирая номер Двинятина, но безуспешно. Равнодушный робот женским голосом сообщал: «Абонент вне зоны досягаемости». И так с самого утра, час за часом… Вера отбросила бесполезную трубку и прижалась разгоряченным лбом к холодным рукам.
В разлуке с Андреем она всегда чувствовала, что с ним происходит. Как будто в ее голове шла безостановочная трансляция. Или как будто ее руки и ноги — это его руки и ноги. Он был не столь чувствителен, но все же ощущал эту связь. Частенько во время рабочего дня он звонил ей и говорил: «Ну что, чайку?» Она у себя, он — у себя в клинике. Хотелось, чтобы вместе.
Еще недавно они были отдельными частицами. Делали что хотели. Недавно он предпочитал беззаботность и риск. Любил скорость. А она смело бралась за трудную помощь ближним. Порой попадала в очень непростые ситуации с сильными мира сего. Каждый отвечал только за себя.
А теперь… К примеру, расстроилась она отчего-то. Сидела надувшись. Вдруг Андрей звонит: «Милая, как там у тебя? Что-то в воздухе печальное носится…»
Или он. Разозлился, накричался, рассорился, разнервничался. Она говорит по телефону: «Что-то мне грустно, придавливает как-то чем-то. Накрывает тяжестью. С тобой там все в порядке, дорогой?» Ну ничего себе!
А потом — вообще. Он шел торопливо, споткнулся, ободрал коленку. Хромает, морщась. Вдруг Вера звонит: «Мне что-то неспокойно, хороший, что с тобой случилось? А я тут захромала чего-то…»
Да что ж такое! Шагу теперь не ступишь в рассеянности? Руки, ноги, голова… Кому это все принадлежит? И тогда жизнь — чья она?