— Разумеется, понимаю… Через полчаса комнату приберут, а вы пока собирайтесь.
— А есть ли смысл? — приподнялся Анатоль. — Для нас более удобного места, чем эта комната, не придумать… Изолирована, никто не мешает вести свои разговоры…
— Понимаю, понимаю…
— Только нужно тепло…
— Ну, что ж, сейчас кинем все силы, — замдиректора окинул нас почтительным взглядом, переглянулся с Анатолем и многозначительно улыбнулся.
Потом прибежали из котельной два молокососа, застучали ключами, и к потолку брызнула струя горячей воды.
— Что это все значит? — спросил я Анатоля, имея в виду не плотный белый пар, наполнивший комнату, а то, что стояло за всей этой суетой.
— Сказка, — ответил он и засопел.
Часа два наша батарея звенела, булькала, сипела, и по комнате разлилось тепло, с подоконников потекли ручьи — мы пережили ледниковый период. Мы зашевелились, заговорили, бросились искать утюг: погладить черные пары, в которых спали.
И обедать отправились все вместе, чин чином, только слегка скованные и дикие после анабиозного состояния. Поэтому мимо девушек, стоявших в вестибюле и рассматривавших нас чересчур откровенно, мы прошли как бесчувственные остолопы, один Анатоль сиял и раскланивался.
Едва мы уселись за стол, приплыла пухленькая дежурная по столовой.
— Если что-нибудь не нравится, говорите прямо мне, — проворковала она. — Я предупредила поваров, они постараются…
Кажется, на этот раз был несколько растерян и Анатоль, но он быстро пришел в себя и сказал:
— Они не очень избалованы хорошей кухней, но в случае надобности…
— Да, да. Обязательно! Приятного аппетита! — дежурная ушла, а мы остались сидеть, ощущая на спинах изучающие взгляды.
— С меня хватит! — сказал я, глядя в упор на Анатоля. — Не подозревал, что ты еще обладаешь талантом комедийного режиссера…
— Этот мороз, — сказал пан Анатоль, хлебая суп с осетриной. — И этот Жора…
— Я понял, что мы — это не просто мы, — сказал Стас.
— Умница, — похвалил его Анатоль. — Кто захочет меня бить, пусть делает это в берлоге… А сейчас вы все трое — атомники. Где-то в пункте А или в пункте Б (это не имеет значения) вы рвете атомные бомбы… Ты что?! Нехорошо бить ногой, Серега!.. Вы совершенствуете могучее оружие современности, все получили приличную дозу гамма-лучей, скоро, лет через пяток — хана… У вас был выбор: Гагра, Карловы Вары, Золотые Пески… А предпочли скромное Подмосковье — березки, сугробы, морозы… И малютки, которых вы видели в коридоре, об этом знают…
— Все остальное — сарафанное радио, — заключил Ашот.
— Умница, — сказал Анатоль.
— Мне что-то расхотелось жрать! — сказал я и отодвинул жареную курицу.
— Не сметь! — скомандовал Анатоль. — Я ваш личный врач и веду за вами круглосуточное наблюдение…
— Круглосуточное?! — переспросил Ашот, его густые черные брови сошлись у переносицы.
— По вопросам любви будет дан дополнительный инструктаж, — отрезал пан Анатоль.
После этого и Ашот отодвинул курицу.
6
Дед появился нежданно-негаданно. Ашот, пробовавший транзистором поймать сигналы искусственного спутника, убавил громкость и крикнул нам из холла:
— Эй, артисты, к нам Дед-Мороз стучится!..
Когда я вошел, Дед уже стоял в холле, стряхивая с шапки снег. Я подумал, что он шапку все время держал в руке и потому голова тоже белая. Такой он был седой. Он был высок, но я поднял его и закружил.
— Ой-ой-ой, рассыплюсь, — тихо засмеялся он. — Ты бы сначала спросил, как я тебя разыскал, скитальца этакого…
Дышал он с хрипом, как старый курильщик.
Пора было на ужин, и мы потащили Деда с собой в столовую. И там сразу зашушукались — Дед тянул внешностью по крайней мере на доктора физико-математических наук. Дежурная по столовой так и сияла, глядя, как он ест сырники, запивая их чаем. В бильярдной он выиграл четыре партии подряд, и мы чинно покинули главный корпус.
— Сережка, — сказал Дед, когда вернулись в нашу берлогу, — где бы мне прилечь, а то сердце уже того — не очень. И мне надо с тобой потолковать… Утром я поеду…
Я показал ему свою койку.
С Дедом мы подружились в Мензелинске.
Поехал туда после похорон матери. Отец умер годом раньше, и могила заросла травой, а рядом выкопали новую. Я взрыхлил землю на ней, посеял семена мака, посидел с полчаса и поехал.
И до института пожил у тетушки, а Дед приходился ей двоюродным братом.