— Ну так берем топоры — и айда?.. — Николай обернулся к канавщикам, но наткнулся на иронический взгляд Хохлова, замолчал.
— Чо припух, агитируй, — просипел Васька и покрутил тонкой шеей в раздольном вороте телогрейки. — Навялился рубить — валяй руби. — Он покосился на Хохлова. — Может, за усердство бригадиром поставят.
— И пойду! — отрываясь от глаз Хохлова, выкрикнул Николай. — Кто со мной? — Он нагнулся, выдернул из коряги воткнутый топор.
— Лоб здоровый, один справишься, — обронил в тишине Хохлов, и никто из рабочих не стронулся с места. Они только переглянулись и тут же отвели глаза, потупились. Николай один пошел вниз. Шел он неуверенно, криво переставляя ноги, и, чем дальше отходил от товарищей, все замедлял и замедлял шаги. Гошка краем глаза наблюдал за канавщиками, ждал, чем все кончится. Видя, что его взяла, Хохлов пристукнул банками тушенки, насмешливо крикнул:
— Шибче спускайся, а то мы тебя нагоним и срубим… несколько жердин в помощь!
Николай остановился и, растерянно глядя на товарищей, повернул назад.
— Забыл, понимаешь, — сказал он, подходя к Гошке и выворачивая из кармана банку тушенки. — Разоружаюсь, вот. — Он бросил ее в пустой ящик.
— Облегчился, теперь иди-иди, подавай пример. — Васька схватил Николая за рукав. — Сказано — шибче спущайся.
— Убери цапку! — Гошка резко отбил в сторону Васькину руку. — И давай сам разгружайся, хватит комедь выламывать. А вы, ребята, чего так дешево продаете себя этому хмырю? Он из вас, как из мальчиков, веревки вьет.
Круглолицый парень исподлобья глянул на Хохлова, полез рукой за пазуху.
— Оно и верно — дурим, — согласился он. — Я думал — за день добежим, а раз так… — Он бросил свою банку. Следом, стуча о дно ящика, упало еще несколько.
— А ты? — шагнув к Хохлову, с угрозой спросил Гошка. — Ты чего ждешь?
Васька Чифирист из-за спин рабочих быстро выбросил свои, брезгливо отряхнул ладони. Хохлов презрительно прищурился на него, потом так же оглядел остальных.
— Уд-дивительно мне, — глухо проговорил он и швырнул свои банки в снег у кухни. За ним дружно побросали те, кто все еще держал в руках тушенку. Красные этикетки с рогатыми быками жарко испятнали снег, десяток донышек-солнц вспыхнули, наставив на людей узкие лезвия нестерпимого света.
— Оставайтесь. — Хохлов задрал бороду, оглядел горизонт. — Сегодня ночью вас здесь снегом завалит, вон они, тучки, сползаются.
Он сплюнул и пошел в палатку. За ним побежал Васька. Он крутился вокруг Хохлова, размахивал руками, что-то доказывал или оправдывался.
— Собрались два гада, назвались — бригада! — вслед им крикнул Николай. Рабочие рассмеялись, кто-то пронзительно свистнул. Хохлов даже не оглянулся, зато Васька погрозил кулачком и, взмахнув полами телогрейки, спрыгнул за бригадиром в яму.
Рабочие дружно — кто взял веревку, кто топоры — окружили Николая, договариваясь, по какому склону сподручнее будет заволакивать наверх жерди. Гошка сказал им, что пошел намечать канавы, попросил не отпускать из лагеря Хохлова с Васькой.
— Вдвоем идти сдрейфят, — успокоил Николай. — Такие только в толпе ячатся.
Женька наблюдал за Гошкой, пока тот не забрался на увал и не скрылся за ним. Повеселевшие канавщики посовещались и гурьбой повалили в свою палатку. О чем они там шумели, разобрать было нельзя, но скоро в палатке стало тихо. Он нарезал новые ступени и отдыхал, глядя в долину. Борта долины, зеленые далеко внизу, чем выше поднимались к лагерю, все больше рыжели мертвой травой и наконец пропадали под гигантской нашлепкой снега, на макушке которой стояли палатки отряда. Уже давно отмаячил на втором снежном увале Гошка и скрылся за дальним гребнем, а Женька все стоял, опершись на лопату, испытывая неуемное желание сбежать вниз к траве, упасть, зарыться лицом в брусничник или швырять и швырять камни в пенную от паводка реку. Но, представив, как тяжко будет взбираться назад на гору по мокрому снегу, он вздохнул и начал спускаться в свою палатку. Тихий счастливый смех Веры и глуховатое воркование Харлампия остановили его. Женька повернулся и направился к женской палатке.
— Впусти, — попросил, — мне плохо.
— Раз плохо — входи, здесь аптечка, — разрешил голос Тамары.
Женька вошел, сел на Верину раскладушку. Тамара едва взглянула, на него, продолжая раскладывать пасьянс.
— Значит, плошечкой освещаемся? — спросил он, глядя на коптилку.
— Можно подумать, что у вас электричество! — Тамара фыркнула, собрала карты, постучала ими о крышку ящика и, сбив в колоду, сунула под спальник.