Он набил кастрюлю снегом, стоял, пока не продрог. Натопил-таки Ванька зимовье — не продохнуть, а от стен все равно леденит, не скоро прогреются насквозь промерзшие бревна.
— Тебя за смертью послали? — крикнул, выскочив из зимовья, Ванька. Он подхватил кастрюлю — и бегом назад. Котька виновато пошел следом.
Филипп Семенович с отцом сидели за столом, раскладывали припасы, прикидывали, что куда, на сколько хватит, что попридержать, поэкономить.
— Где там застрял, сынок? — встретил отец Котьку. — Ты привыкай все проворно делать, будь таёжкой. Тут нерасторопный да неумелый пропадет в два счета.
Дымокур кивал потной лысиной, поддакивал, а Ванька малиново рдел, как труба у печки, но не от жара рдел — от удовольствия, понимая, что старики косвенно хвалят его, ставят в пример неумехе Котьке. Поэтому старался вовсю: двигал, гремел кастрюлей, шуровал в печи, в общем — усердствовал.
Угомонились поздно и встали поздно. Позавтракали картошкой в мундире с ломтиком сала каждому, выпили по кружке крепкого чая и стали собираться на первый выход в сопки, разведать, что к чему, оглядеться. Осип Иванович с Дымокуром обули унты из выделанной сохатиной шкуры — мягкие, белые, стельки в них из сухого пружинистого ковыля, ноге тепло и легко. На Ваньке тоже унты на ногах, но камусовые, а Котька в валенках. Все четверо в ватниках, и у каждого по ружью. Настоящая промысловая артель.
От самого зимовья разошлись парами. Осип Иванович с Котькой, Удодов с Ванькой. Одни по распадкам, другие по увалам: кто на кого коз нагонит.
Свистит крепкий наст под лыжами, сзади остается широкий след. Хорошие лыжи у Котьки, подбиты шкурой с сохатиных ног. Вниз скатываешься — короткая, жесткая шерсть приляжет, едешь сколько надо. В гору идешь — шерсть дыбом станет, не скользят назад ноги.
Первый табунок увидели далеко на седловине, второй перебегал распадок, стремясь выскочить на соседнюю гриву. Четыре козы — впереди рогач гуран — неслись кучкой, видимо, стронули их с лежек Удодовы только что, и козы, напуганные, еще не опомнились, не выстроились цепочкой, чтоб легче бежать по протоптанному следу. Они делали прыжки, увязая по грудь в снегу, махом вырывались из него и снова, вязли. Осип Иванович среагировал быстро. Котька не успел ружье с плеча сдернуть, как один за другим ударили выстрелы, осыпали с ближних пихт легкую кухту. Рогач гуран перевернулся в воздухе и ткнулся в снег. Остальные развернулись от просвистевшей перед мордами картечи и пошли прыжками назад, наискосок к охотникам.
— Не торопись, сынка, под шею цель, как раз будет! — свистящим шепотом поучал Осип Иванович, быстро перезаряжая двустволку.
Котька выстрелил в близко набежавших коз, промазал. Зато табунок распался, каждая коза бежала отдельно, взметая за собой белую пыль. Расчетливо, неторопко громыхнула тулка Осипа Ивановича, и два рыжих пятна замерли на белизне распадка. Четвертая коза махами вынеслась на гриву, оглянулась на отставших подруг, рявкнула и скрылась в ржавых зарослях орешника.
Так и не успел перезарядить свое ружье Котька, только переломил в казеннике, а уже все было кончено. Осип Иванович выковырнул из снега в спешке выброшенные стреляные гильзы, обдул их, сунул в гнезда патронташа. Рукавом телогрейки любовно провел по стволам, потом перекинул ружье за спину, ощупал на поясе нож в деревянных ножнах. Глаза его слезились от азарта, он моргал, встряхивая головой.
— Язви их, состарились гляделки! — ворчал он, но весело, взвинченный ловкими выстрелами, удачей в самом начале охоты.
— А отошли-то от избушки всего ничего! — ликовал Котька, прыгая с переломленным ружьем. — Вот уж настреляем мяса! Дней-то впереди — ого-о!
Отец взял у него одностволку, с клацаньем сложил.
— Сплюнь три раза, не сглазить бы. — Он навесил ружье на плечо Котьке. — И запомни: когда пришло время стрелять, не суетись.
— Так в первый же раз, папаня!
— Вот и запомни. А сейчас коз надо в одно место стаскать. Ну, что губы распустил?.. Одну-то ты, однако, зацепил. Видал, как зигзагами после выстрела пошла? Я уж только дострелил. Так что — не горюй, твой трофей, так и запишем.
— Не запишем, — Котька набычился. — Не я завалил, значит, не моя.
— Тоже верно, — улыбнулся отец. — Еще добудешь. Главное — не суетись, говорю. Поймал на мушку — и веди стволом, веди, не останавливай, а курок поджимай, поджимай. Вот под ускок козий давни до конца, самый раз угодишь.