— Ты давненько не бывал у нас, сусед, — пропела Матрена.
— Я о сыне чего узнать пришел, — нахмурился Осип Иванович. — Письма, случаем, не было?
— Случаем не было. — Матрена вздохнула, поджала губы. — Жисть нонче какая? Есть — и нет ее. Так чего ждать девкам? Женихи фронтовые — ненадежные…
— Хватит, мама! — ворвалась Катюша. — А вам, Осип Иванович, если придет письмо, я сама принесу.
— Принесет, принесет, — закивала Матрена. Она горсточкой, по-беличьи, вытерла рот, поддернула концы черного платочка.
Осип Иванович вышел из дома, и сразу до его слуха донеслись истошные выкрики Матрены, визг Катюши и примирительный бормоток Иллариона. Он сошел с крыльца, пошел к своему. Когда свернул за угол, почудилось ему, что прошмыгнула у него в ногах какая-то тень и чудно́ проскрипела. Осип Иванович стоял, приглядывался — что такое? «Звук издает — ни на что не похожий», — вспомнились слова Дымокура.
— Верещуха! — неуверенно, но с тайной надеждой на добрые вести признал ее существование Осип Иванович и, уже взбодренный нечаянной встречей с как там ее — кто знает, появился в доме.
Есть, бывают на свете совпадения. Что-то сводит их разные концы и связывает в один узел — плохой или хороший. Только отец в дом — следом на порог Гладомор и трясет фронтовым треугольником.
Осип Иванович схватил его, поднес к плохо видящим глазам, в отчаянье сделал круг по кухне. Подбежали и Котька с Викой. Глазастая Вика сумела прочесть адрес отправителя, хотя отец все кружил, растерянно приговаривая: «Не вижу!..»
— От Сережи-и! — крикнула Вика.
Осип Иванович перестал кружиться, засеменил в комнату за очками. На ходу пристраивая их на нос, он вернулся на кухню, встал посередине.
— Его почерк! — он помолодевшими глазами посмотрел на ребят.
Стал аккуратно разворачивать треугольник, потом, вспомнив про почтальона, схватил табуретку, усадил.
— Это из вечерней почты, — пояснил Хладоморский. — Ее еще не разбирали. А я, как нарочно, глянул — Костроминым! Ну и прихватил. Знаю — заждались. Давненько что-то не писал.
Почтальон подмигнул Котьке, дескать, видишь, как все обошлось? Никогда не надо торопиться с извещением о без вести пропавших. Это еще не похоронка, да и с похоронками, бывает, напутают.
Осип Иванович читал вслух. Сергей сообщал, как во время одного полета пришлось выброситься с парашютом над вражеской территорией. Почти месяц выходил к своим. Вышел без единой царапины. Только жалеет свой истребитель, хорошая была машина, привык к ней. Теперь летает на новой. Сообщил, что написал и Катюше письмо, порадовал. Всей родне настрочил с радости. Всем теткам и дядьям. Просил не беспокоиться о нем, у него все в порядке. Немцев бьют все сильнее, и похоже, они выдыхаются. В конце приписал, что в части его ждало несколько их писем и в одном о смерти матери сообщалось. Он скорбит, не находит слов выразить боль, обещает еще сильнее бить фашистов за Костю и маму.
Осип Иванович не отпустил почтальона, слазал в подпол, достал бутылочку водки, оставшуюся от скромных поминок Ульяны Григорьевны.
После первой же рюмочки захмелевший Гавриил Викентьевич разговорился:
— Я, видите ли, в некотором образе, человек непьющий. Алкоголь, знаете ли, вяжет пальцы, а я ведь на флейте играл! — Он поднес руки ко рту, заплясал длинными пальцами по воображаемым клапанам. — Первая флейта! Всегда по правую руку от маэстро!.. Нет-нет, я больше не пью, не наливайте, будьте так благоразумны.
Осип Иванович внял его просьбе, сам же пригубил еще, расслабился, одну руку забросил за спинку стула, улыбался, глядя на сотрапезников, отдыхал душой.
— Но мне больше не играть в образцовом оркестре, — печально продолжал музыкант. Когда горел под бомбами наш эшелон, я вытаскивал из вагонов детей. Уж за что там схватился в дыму и пламени, не помню, но смотрите. — Он показал ладонь правой руки. — Ожог был страшный, стянуло сухожилия, и пальцы поджались. Да-а, конечно, если бы в больницу сразу же, да массажи, ванны, то… А теперь что?
Он помолчал, доверительно коснулся плеча Осипа Ивановича.
— Я вам открою один свой секрет, прошу простить. — Гавриил Викентьевич, прикрыв глаза, собрался с духом. — Я женюсь! Некоторым образом — вступаю в семейную связь с женщиной, работницей почты, тоже эвакуированной, и уезжаю на ее родину.
— Помогай вам бог! — прочувствованно произнес Осип Иванович.