Фенела почувствовала, что дрожит, и заставила себя смело взглянуть ему прямо в глаза, говоря при этом срывающимся голосом:
— Я хотела бы выпить за твое счастье, Ник.
— А я счастлив, — откликнулся он. — И хочу, чтобы ты знала, я уже и так несказанно счастлив!
Фенела поставила стакан на место.
— Как бы мне хотелось, Ник, ради тебя же самого, чтобы все было по-другому… но я уже объясняла тебе, в чем дело, и ты сказал, что понял.
— Да-да, я понял… по крайней мере, пытаюсь понять, но, Фенела, это никак не мешает мне любить тебя!
«Ох, не следовало мне так поступать с ним, — подумала Фенела. — Это ошибка, преступление, ведь он еще так молод!»
Впрочем, она с самого начала не лукавила и была с ним совершенно откровенна. Тогда вечером, во время объяснения в кустарнике, она призналась ему, что любит другого. В разговоре не упоминалось никаких конкретных имен, тем не менее Фенела считала, что Ник не мог не знать: имелся в виду Рекс Рэнсом.
До нее как бы издалека доносилась ее собственная речь, тихая, дрожащая, запинающаяся на каждом слове, и, тем не менее, все-таки упорно звучащая и высказывавшая до конца то, что высказать было труднее всего — ее чувства.
— Я люблю другого… вы должны знать об этом прежде, чем что-либо предпринимать в дальнейшем… Я люблю его очень сильно… и так сильно уже никого не смогу любить… сказать вам об этом — мой долг…
И с трудом выдавливая из себя эти слова, девушка в то же время сознавала чистое безумие своего поступка: как невыразимо глупо с ее стороны откровенничать и тем самым рисковать собственными интересами и лишать My последней надежды на простое человеческое счастье.
Тем не менее девушке казалось, что нельзя ничего таить от Ника, потому что он слишком порядочен, слишком добр и, главное, — слишком любит ее.
Эту любовь трудно было не заметить, она ощущалась во всем: даже когда Фенела целиком погружалась в свои собственные мысли, отголоски этой безграничной любви различались ею в пылкости речей, с которыми он обращался к ней, чувствовались в трепетном пожатии его ладони… Казалось, сам воздух вокруг был до предела насыщен его любовью, любовью сэра Николаса, в ответ на которую она со своей стороны могла предложить лишь благодарность и сочувствие.
Высказавшись наконец, Фенела умолкла, и ее охватило тревожное ожидание: что-то он ей ответит?
«Что сделано — то сделано, назад не воротишь, — подумала она. — Теперь он, конечно, не захочет брать меня в жены».
Тогда Николас чрезвычайно спокойно задал всего лишь один вопрос.
— Этот человек может на вас жениться?
— Нет.
— Тогда нам незачем и беспокоиться о нем. Просто я хочу всегда заботиться о вас, Фенела, если только позволите.
Заботиться о ней!
Девушку больше всего волновало, отдает ли себе Николас отчет в том, как много он берет на себя? Ведь дело не только в ней. Ах, если бы он только знал, что собирается жениться не просто на Фенеле — на всей семье Прентисов он женится, на всех бесконечных неурядицах и невзгодах, которые неизменно сопутствуют им!
Вот что взваливает на свои плечи этот юноша (да поможет ему Господь!), вряд ли полностью осознавая, какие громадные усилия потребуются с его стороны…
Фенела взглянула на своего свежеиспеченного мужа, стоявшего перед ней со стаканом шампанского в руке, страшно серьезного, почти мрачного — настолько сильны были переживания, переполнявшие его.
Повинуясь внезапному порыву, Фенела протянула руку:
— Спасибо, Ник.
Он немного неловко взял протянутую ему ладонь, как будто жест этот смутил его.
— За что?
— За твою доброту. По-моему, я в первый раз в жизни встретила доброго человека.
Он недоумевающе приподнял брови, словно не совсем понимал, что она имеет в виду, а потом вдруг неожиданно отпустил ее руку и, обойдя камин, опустился в стоящее напротив кресло.
— А теперь давай обсудим наши планы на будущее, — предложил Ник. — Куда мы сейчас отправимся?
— Еще не думала даже.
Николас бросил взгляд на каминные часы.
— Уже около одиннадцати.
— Значит, для шампанского еще слишком рано. Кто же пьет с утра? Может быть, лучше выпить чашечку чаю или кофе?
— Господи, ну и идиот же я! — спохватился Ник. — Ведь ты же еще не завтракала!
— Да мне все равно кусок в горло не полез бы! — призналась Фенела.
— Ладно, я сам голоден, сейчас мы все это устроим. То-то меня все время мучила какая-то странная слабость. Я думал, мне выпить хочется, а на самом деле, оказывается, просто-напросто поесть!