- Почему? - снова спросил Уайльд.
- Ладно, - сухо сказал Кронджейгер. - Мы в восхищении, что можем почтить частного детектива за его геройские действия.
- Я хотел бы вам что-то показать, - сказал я. - Встал, вышел из дома и взял в машине книгу, отобранную у клиента Гейгера. Водитель в мундире стоял возле машины Ольса. Парень сидел внутри, удобно развалясь на сиденье.
- Он сказал что-нибудь? - спросил я.
- Послал меня кое-куда, - сказал полицейский, сплюнув. - Но я пропустил это мимо ушей. Пусть выговорится.
Я вернулся в дом, положил книжку на стол Уайльда, - развернул бумагу, в которую она была завернута, и раскрыл ее на титульном листе. Капитан звонил по телефону, стоявшему на другом конце стола. Когда я вошел, он положил трубку и сел.
Уайльд просмотрел книгу с каменным лицом, закрыл ее и подсунул капитану. Тот открыл ее, просмотрел две-три страницы и резко захлопнул. На щеках у него выступили большие красные пятна.
- Взгляните на штемпелек с датами на внутренней стороне обложки, посоветовал я.
Капитан снова открыл книгу и неохотно спросил:
- Ну и что?
- Если будет необходимо, я засвидетельствую под присягой, что эта книга из магазина Гейгера. Блондинка по имени Агнесса тоже признается, какого рода делами занимался магазин. Для любого, у кого хоть немного соображает голова, ясно, что магазин был лишь предлогом, прикрытием для совершенно иного рода деятельности. Голливудская полиция, позволяющая ему процветать, должна руководствоваться какими-то особыми соображениями. Осмелюсь предположить, что суд присяжных захочет прояснить эти соображения.
Прокурор усмехнулся.
- Суды присяжных действительно иногда ставят такие болезненные вопросы... - сказал он. - Пожалуй, в напрасном усилии понять, почему наши города именно таковы...
Капитан Кронджейгер вдруг вскочил и нахлобучил шляпу.
- Я тут один против троих, - проворчал он. - Я возглавляю Отдел убийств. То, что Гейгер занимался порнографической литературой, меня не касается. Но должен признать, что это дело выставит в плохом свете также и мой отдел, если газеты возьмутся перемывать косточки. Чего вы, собственно, господа, хотите?
Уайдальс посмотрел на Ольса, который спокойно произнес:
- Я хочу передать вам арестованного. Идемте.
Ольс встал. Капитан дико посмотрел на него и вышел из комнаты. Ольс направился вслед за ним. Когда дверь закрылась, прокурор забарабанил пальцами по крышке стола и направил на меня свой светлоголубой взгляд.
- Вы должны понять, что чувствует полицейский, когда вынужден затушевать нечто подобное. Возможно, вам придется дать показания... даже с занесением в полицейский протокол. Несмотря на это, я надеюсь, что мне удастся объяснить каждое из этих двух убийств отдельно друг от друга и не вмешивать в дело имени генерала Стернвуда. Вы знаете, почему именно я не оттаскал вас за ухо?
- Нет. Я ожидал, что вы оборвете мне оба.
- Сколько вы зарабатываете на всем этом?
- Двадцать пять долларов в день и расходы.
- Или на сегодняшний день, это составило пятьдесят долларов и несколько центов за бензин?
- Что-то около этого.
Прокурор склонил голову на одно плечо и суставом мизинца потер подбородок.
- И за эту сумму вы готовы вызвать на себя гнев половины всех полицейских нашего штата?
- Я делаю это без особого удовольствия, - ответил я. - Но как, черт возьми, я могу поступить иначе? Я взял это дело. А продаю то, что имею, чтобы зарабатывать на жизнь. По крайней мере, ту толику смелости и сообразительности, которой наградило меня провидение, и готов бороться до конца, не обращая внимания на последствия, чтобы защитить своего клиента. То, что я столько сказал сегодня вечером, не испросив позволения генерала, противоречит моим принципам. Если речь идет о затушевывании дел, то я сам был полицейским, как вам известно, господин прокурор. Это делается повсеместно в каждом большом городе. Полиция обычно очень принципиальна, если так называемый любитель стремится что-то затушевать, а сама делает это через день, чтобы удовлетворить своих друзей или кого-то, имеющего влияние. Я еще не уладил дело окончательно. Все еще веду его. И в дальнейшем тоже буду действовать так, как действовал, естественно, если это будет необходимо.
- Пока капитан Кронджейгер не лишил вас лицензии, - буркнул прокурор. - Вы сказали, что несколько деталей дела, носящих личных характер, сохраните в тайне. Они очень важны?
- Я все еще не закончил своей миссии, - сказал я и посмотрел ему прямо в глаза.
Прокурор Уайльд улыбнулся открытой улыбкой ирландца.
- Я хотел бы кое-что сказать тебе, мой мальчик. Мой отец и генерал Стернвуд были большими друзьями. Я сделал все, что позволяет мне положение, а может быть и больше, чтобы оградить старика от лишних неприятностей. Но рассчитывать на это в будущем невозможно. Две его дочери рано или поздно вляпаются во что-нибудь такое, чего нельзя будет скрыть, особенно эта сладенькая белокурая девица. Их никуда нельзя пускать без надзора. По-моему старик сам виноват во всем этом. Мне кажется, он понятия не имеет, что представляет собой нанешний мир. Есть еще одна вещь, которую я хотел бы с вами обсудить, пользуясь случаем, что мы здесь один на один и можем не соблюдать официальности. Ставлю доллар против канадского цента, генерал опасается, что его зять, бывший контрабандист, каким-то образом замешан во всем этом и, нанимая вас, надеялся получить подтверждение, что это не так. Как вы полагаете?
- То, что я слышал о Ригане, не позволяет думать о нем, как о шантажисте. Ведь у него было теплое гнездышко у Стернвудов, а он, несмотря на это, ушел.
- Насколько теплым было это гнездышко, ни вы, ни я не знаем, - сказал прокурор. - Он принадлежит к тому типу мужчин, которые не любят излишнее тепло. Генерал говорил вам, что разыскивает Ригана?
- Он мне сказал, что хотел бы знать, где Риган и как его дела. Он был очень привязан к нему. Его огорчило то, как он ушел, не сказав ему даже "до свидания".
Прокурор поглубже уселся в кресле и сморщил лоб.
- Вот как, - изменившимся голосом сказал он и протянул руку к предметам, лежавшим на столе, отложил голубой блокнот Гейгера, а остальные вещественные доказательства придвинул ко мне.
- Все эти вещи можете взять назад, - сказал он. - Они меня не интересуют.
19
Было уже почти одиннадцать, когда я поставил свою машину в гараж и подошел к "Хобарт Армс". Дверь закрывали в десять, поэтому мне пришлось воспользоваться своим ключом. Внутри, в пустом квадратном холле, находился какой-то мужчина, который при виде меня сунул зеленую вечернюю газету за кадку с пальмой, а окурок в кадку. Потом встал, помахал мне шляпой и сказал:
- Шеф хочет с тобой поговорить. Так что оставь своих друзей снаружи, старик.
Я спокойно стоял и смотрел на его приплюснутый нос и похожее на бифштекс ухо.
- Что ему надо?
- Тебе-то что? Держи свой нос подальше от его дел, и тогда все будет о'кей. - Рука его все время вертелась возле внутреннего кармана расстегнутого плаща.
- От меня воняет полицией, - сказал я. - Я слишком устал, чтобы говорить, чтобы есть и чтобы думать. Но если ты считаешь, что я могу идти и слушать приказы Эдди Марза, то постарайся вытащить свою пушку, прежде чем я отстрелю тебе второе ухо.
- Ерунда. У тебя нет револьвера. - Он посмотрел мне прямо в глаза. Его черные косматые брови сошлись на переносице, уголки губ опустились вниз.
- Вчера, дорогой мой Лэнни, вчера. Я не всегда бегаю без оружия.
Он замахал левой рукой.
- Ладно, твоя взяла. Мне никто не приказывал стрелять в кого-либо. Ты сам все услышишь от него.
- Чем позже, тем лучше, - сказал я и повернулся, когда этот тип прошел мимо, направляясь к выходу. Он открыл дверь и вышел, не оглянувшись. Я улыбнулся собственной глупости, подошел к лифту и поднялся наверх, в свою квартиру. Достал из кармана револьвер Кармен и усмехнулся ему. Потом старательно почистил его, смазал и, завернув в кусок фланели, запер на ключ в одном из ящиков стола. Сделал себе стакан коктейля и как раз когда пил его, когда зазвонил телефон.