— Поступила записка, — объявил Горбатов. — Прокофий Жиганов просит записать его на курсы. Я полагаю, что мы…
— Воздержимся! — громко выкрикнул Сорокин. — Пусть он на работе докажет, а потом поглядим.
Вслед за Ванюшкой выступил Коробов:
— Мы все за то: как есть наша новая власть, так и новая работа. Теперь вот как надо: вперед сколько хошь, а назад — ни шагу. А Пронька — наоборот всегда, потому и качество его пока невысокое.
— Я не напрашиваюсь, — ответил из угла Жиган.
— А почему же писал? — спросил Горбатов с недоверчивой усмешкой.
— Это не я.
— Кто же о тебе позаботился?
— Не знаю.
Горбатов покачал головой и при общем смехе сказал:
— Вот и пойми его, ерша щетинникова…
Решено было курсы открыть через неделю, завтра же начать паспортизацию обоза, а в начале декабря перенести ольховский ставеж и проложить к нему ледяную дорогу.
Принесли киноаппарат. Авдей Бережнов оповестил, что картина обещает быть интересной. Молодежь грудилась к передним скамейкам, шумно толкаясь, наперебой занимая места. Старички и пожилые двинулись по домам. Взобравшийся на стол Якуб приколачивал к стене простыню. Арише хотелось посмотреть картину, она любила кино, но, подумав, все же решила уйти: нынче весь день она стирала белье, устала, затянувшееся собрание утомило еще более, вдобавок к тому же ей после ухода Сотина стало почему-то боязно и за Катю.
— Домой надо, — сказала она себе. — Пришлю Наталку… пусть посмотрит.
Она поднялась, застегнула доху и пошла к выходу. На широкой площадке крыльца в темноте стояли трое и негромко разговаривали. Она недолго посидела на перилах крыльца, пережидая бушующую пургу.
— Ты, Прокофий, не обижайся, — сказал один. Судя по голосу, это был Семен Коробов. — Смотри, не начни буянить.
— А что мне курсы-то? Наплевать только. Я знаю больше, чем лесорубу полагается… Затевают много, да испекут мало. Угонят людей в Большую Ольховку, а кормить будет нечем.
— Нет, брат, на это не кивай. Авдей Степаныч сказывал, что продуктов запасено на целый квартал.
— Запасено? — переспросил Жиган.
— А как же. Иначе нельзя. Надо вперед прикидывать.
— Наперед прикидывать трудно: ошибиться можно. Не такие головы, и то мажут.
После этого Коробов и еще один, высокий, в малахае — наверно, Платон Сажин, сошли с крыльца и молча зашагали по тропе к бараку. Пронька же остался тут; он сел на перила напротив Ариши и закурил. При свете огня она увидела белобровое мрачное лицо, старую кепку и кудрявую волну волос, свисавшую над левым прищуренным глазом.
— Товарищ Жиган, — обратилась она к нему, — говорят, вы в Красном Бору убили лося?
— Говорили да перестали.
— А правда это?
— Убил, конечно, что за вопрос, — ответил он грубо и мрачно. — Во всякой охоте я мастер. А лося мне — проще простого.
Ариша больше не спрашивала: его злой глуховатый голос испугал ее. В темноте она не могла видеть его лица, но ей казалось, что сейчас глаза у него тяжелые, решительные, наглые и глядят на нее в упор. Инстинктивно она подалась к сенной двери, притихла, — ей захотелось скорее уйти отсюда. «Зачем я завела с ним разговор?» — подумала она.
Пронька спрыгнул на пол, напугав ее еще более, — она чуть сдержалась, чтобы не вскрикнуть, — бросил окурок в сторону и исчез в темноте сеней.
В двери появился Вершинин. Ариша узнала его сразу и облегченно вздохнула; узнал и он ее. Пурга улеглась, кругом было сине и тихо. Из комнаты доносился мягкий стрекот киноаппарата.
— Вы не ушли еще? — спросил Вершинин.
— Я жду… мужа. Какой у вас этот… Жиган… право. Он сидел тут, и мне почему-то было страшно.
— Жиган? Парень он с норовом… но вам бояться его совершенно нечего… Как понравились сегодняшние выступления?
— Скучно.
— Спасибо, — не без упрека сказал Вершинин. — В таком случае, желаю доброй, приятной ночи. — И он ушел, крепко пожав ей на прощанье руку.
Ариша постояла еще немного, а когда Вершинин скрылся в темноте, пошла по улице, не дожидаясь Алексея.
Глава VII
Прямым прицелом
Наталка бегом бежала к конторе, — на счастье подоспела к первой части картины и села рядом с Палашкой. Обе впились глазами в экран и, глядя на мелькавших живых страшных разбойников, ограбивших «Виргинскую почту», шушукались, вздыхали, ужасались и ахали.