«Он приближается под небольшим углом к плоскости галактической эклиптики», — ответил он. «Область, о которой идет речь, настолько обширна, что скорости не постоянны повсюду, по крайней мере, так мне удалось понять. Хотя усреднение не является точным, это лучшее, на что можно надеяться, пока не будут проведены более точные измерения». Флинкс видел несколько образов самого себя, отраженных в многочисленных линзах глаз транкса. Каждый немного отличался от соседнего — как и его собственное множественное видение самого себя.
«Достаточно сказать, кр!лт, что ни Содружество, ни какая-либо часть наших ближайших галактических окрестностей не начнут подвергаться воздействию, пока все в этой комнате не будут давно мертвы, и, вероятно, не пока не умрут и наши потомки. Эта оценка предполагает, конечно, что явление не продолжает ускоряться. В этом случае все текущие прогнозы должны быть отброшены. Но на данный момент мы считаем, что первый контакт может не ощущаться в течение тысяч или десятков тысяч лет. Или самые отдаленные звездные системы могут начать подвергаться воздействию в течение нескольких сотен лет. Мне сказали, что не раньше, если только скорость движения не увеличится экспоненциально».
— Несколько сотен лет, — пробормотала Клэрити, — в ближайшее время. Когда и транкс, и мужчина кивнули, она резко повернулась к Флинксу. — Тогда не к спеху. У вас достаточно времени, чтобы найти способ противостоять этой сущности.
— При условии, — мягко напомнил ей Це-Мэллори, — скорость ускорения не увеличится. Это то, что мы не можем предсказать. Зная так мало, как мы знаем о природе этого явления, мы, конечно, в равной степени не осведомлены о его возможностях».
— Вы просите Флинкса посвятить свое ближайшее будущее, а может быть, и всю оставшуюся жизнь борьбе с чем-то, что не будет представлять реальной угрозы до тех пор, пока он не умрет.
Трузензузекс жестом махнул рукой. "Да. Это именно то, о чем мы просим его».
— Почему?
Флинкс ласково посмотрел на нее. Она озвучивала его мысли. Было ли это признаком любви? Она боролась за его счастье.
Несложное уравнение, решил он. Его счастье против будущего галактики. Удовлетворение одного человека против конца всего. Как это часто бывает, выбор был прост. Сделать это было трудной частью.
Це-Мэллори внимательно наблюдал за ним. Как и Трузензузекс. Они были одними из самых важных друзей и наставников его юности, а теперь вернулись, чтобы попросить его помощи в решении гораздо более серьезной проблемы, чем вопрос о том, был ли древний артефакт оружием, музыкальным инструментом или и тем, и другим. Их сочувствие, искреннее и безудержное, ощущалось как поток успокаивающей жидкой теплоты, пронизывающий его разум. Он считал, что ничего не должен ни Содружеству, ни Галактике. Но чем Филип Линкс был обязан Брану Це-Мэллори и Трузензузексу?
Другие были вовлечены. Он встретился с открытым взглядом Клэрити. Его талант был в полной мере деятельным, чутким к чувствам всех окружающих. — Я в замешательстве, Клэрити. Он обезоруживающе улыбнулся. «Это угрожает стать эндемическим заболеванием. Когда я в замешательстве, я стараюсь обращаться за советом к тем, чье мнение я уважаю. Я давно знаю обоих этих странников. Я знаю тебя меньше, но более интенсивно».
— Ты имеешь в виду интимно? Она улыбнулась, и он почувствовал, как волной накатывает нежность.
«Наверное, я имею в виду и то, и другое. Я не знаю, что делать. Я действительно не знаю. Когда я не знаю, я должен спросить. Ясность, я прошу тебя. Только ты. Что ты думаешь я должен сделать?"
Она была ошеломлена. Силовые взгляды двух ученых не облегчили ситуацию. — Верно, Флинкс. Не спрашивайте о чем-то простом и прямолинейном, как мы с вами. Просто отдай будущее галактики и человечества в мои руки».
Его улыбка стала той самой юношеской, почти детской улыбкой, которая привлекла ее к нему много лет назад в Длинном туннеле. Но его тон был спокойно серьезным. — Для чего нужны настоящие друзья, Клэрити?
Медленно она обняла его за шею и растворилась в его глубоких зеленых глазах. Глаза, которые уже повидали слишком много, были полны неуверенности юности. Глаза, за которыми скрывался невероятный, но еще незрелый талант. Любила ли она его? Или она пожалела его? Хотела ли она быть с ним всегда или просто помочь ему преодолеть и выжить? Он сказал ей, что не знает, что делать, что означало, что он не знал, чего хотел. Чего она хотела? Они были двумя сбитыми с толку людьми, сбитыми с толку вариантами, предоставленными им судьбой, первоначально сведенными вместе обстоятельствами и вновь сведенными необходимостью.