Виктория подхватила меня под одну руку, Начита — под другую, и мы, оставив всех у гостиницы, побрели к единственному нашему пристанищу.
Девушка и старый индеец привели меня на свою стоянку и уложили в палатке. Я лежал в темноте, и прохладный ночной воздух освежал мое натруженное тело. Вскоре в палатку с кувшином воды и лоскутом ткани в руках вошла Виктория и принялась осторожно вытирать мне лицо.
Изнемогая от усталости, я уронил голову на плечо. Но мне страшно хотелось ещё раз удостовериться в свершившемся чуде. Я взял девушку за кисть руки.
— Скажи мне что-нибудь. Позволь еще раз услышать твой голос, — попросил я.
Я почувствовал, что Виктория колеблется, но потом услышал, как она медленно, слегка осипшим голосом, четко произнесла:
— Что ты хочешь, что бы я тебе сказала?
— Этого достаточно, — ответил я и устало засмеялся.
В ту же минуту мои глаза застлала густая пелена, и я погрузился в глубокий сон.
Проснувшись, я увидел на стенке палатки отблески пламени костра и услышал голоса людей. Мгновенно придя в себя, я понял, что один из них принадлежит Ван Хорну.
Превозмогая усталость и боль во всем теле, я высунулся из палатки и увидел, что все трое сидят у костра и пьют кофе. Начита первым заметил меня. Виктория и Ван Хорн тут же повернули головы в мою сторону. Девушка мигом подлетела ко мне и помогла встать на ноги.
— Тебе бы следовало отдохнуть, — сказала она.
Размеренность, с которой Виктория произносила слова, придавали ее речи особый колорит.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ван Хорн.
— Словно давно состарившаяся гончая.
— Ты отлично потрудился. Умеешь за себя постоять. — Рядом с ним на земле в кобуре лежал мой «энфилд». Ван Хорн поднял его. — Я случайно заметил его в твоем номере. Думал, что он тебе может понадобиться.
Но это была не главная причина, почему он пришел на стоянку. В этом я не сомневался.
— Где Янош? — спросил я.
— Он решил сегодня пораньше лечь спать.
В голове у меня все еще гудело. Я чувствовал себя совсем разбитым и плохо соображал.
— Мне необходимо освежиться, — сказал я. — Чтобы сделать это быстро, есть всего лишь один способ. Я скоро вернусь.
В ночном небе светила полная луна. От тополей, выстроившихся в ряд вдоль водоема, в который каскадами сливались серебряные потоки воды, падали таинственные тени.
Скинув одежду, я немного постоял на берегу, подставив тело прохладному ночному ветру. Мгновенно все ушибы и царапины, полученные в драке, дали о себе знать. Крепко же мне сегодня досталось, подумал я и, сделав несколько шагов по щебенке, покрывавшей берег, погрузился в воду. От холода кровь застыла в моих жилах. Подавив в себе вопль, я быстро поплыл до противоположного берега, затем обратно. Это сразу меня взбодрило. Глубина водоема не превышала четырех футов, и я, пройдя по его дну, встал под ледяные струи водопада.
Больше десяти секунд я выдержать не смог и поспешил на берег. Я уже шел по щебенчатой прибрежной кромке, когда увидел неподалеку наблюдающего за мной Ван Хорна. В руке он держал «энфилд».
— Опять ты о нем забыл, — укоризненно произнес он, покачав головой. — Вот что женщины делают с мужчиной, Киф. Это начало конца.
— Точно, — ответил я, принимая от него одеяло. — Только смотря какого.
Он улыбнулся.
— У тебя снова разжижение мозгов? Это понятно. И часто ты ищешь приключений на свою голову? — улыбнувшись, спросил Ван Хорн.
Я пожал плечами.
— Ты ведь знаешь, как это случается, — ответил я, продолжая растираться одеялом.
Ван Хорн поднес зажженную спичку к сигаре.
— Не знаю.
— Не люблю, когда на меня давят и припирают к стенке такие люди, как Юрадо. Тогда меня не сдержать. Возможно, виной тому мой маленький рост.
— Это я уже успел заметить, — с иронией в голосе заметил Ван Хорн.
Я надел рубашку и, подняв с земли брюки, нашел в их кармане смятую пачку сигарет «Артистас».
— О чем хотел со мной поговорить?
Он, как мне показалось, был удивлен вопросом.
— Как о чем? О завтрашнем дне, конечно. О чем же еще?
— Ты еще не отказался от этой бредовой идеи с прогулкой по городишку?
— Как я и сказал, в половине десятого я выйду из церкви, чтобы открыть ход. Тут и явится де Ла Плата, чтобы мне воспрепятствовать.
— С парой дюжин вооруженных всадников. Не меньше.
— И попадут в западню. Сейчас я тебе объясню.
Подобрав с земли палку, Ван Хорн принялся чертить по влажному песку.
— Я буду находиться у церкви с тележкой Морено, на которую водружу Святого Мартина из Порреса. У меня при себе будет «томпсон» и пара-тройка ручных гранат.
Интересно, подумал я, какие еще хитрости придумал Ван Хорн. Его план начинал напоминать мне одну из сотен подобных операций, разработанных и проведенных мною в те долгие мрачные годы.
— Где будет Янош?
— В звоннице, где и вчера. С еще одним «томпсоном». Ты будешь с другой стороны площади, — сказал он и ткнул палкой в точку на своем плане. — В этом месте есть заброшенная полуразвалившаяся конюшня. Я в ней сегодня был и под старым тюфяком, что лежит в правом углу сеновала, оставил «винчестер» и три гранаты.
— А как место боя?
— Лучшего не придумать. От конюшни до церкви сорок ярдов. Сам измерил шагами. Из окна сеновала ты не сможешь промахнуться. Де Ла Плата со своей бандой попадут под перекрестный огонь.
Я мысленно провернул операцию, но изъянов в плане Ван Хорна так и не смог отыскать. Полной уверенности также не было, потому как в этой жизни почти всегда случается что-нибудь непредвиденное.
— Всего один момент, — сказал я. — Получается, что я буду вести огонь в твоем направлении. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Сын мой, я так быстро скроюсь обратно в церкви, что ты и не заметишь.
Я поразился такому легкомыслию Ван Хорна.
— Забавно, — заметил я. — Но мы с Яношем в звоннице уже пережили несколько неприятных минут, когда ты стоял за кафедрой и бросал вызов де Ла Плата. Нам тогда показалось, что ты с головой ушел в свою роль.
На лице Ван Хорна появилось изумление, и он сдержанно засмеялся.
— Так оно и было, Киф. На все сто процентов.
Его упрямство меня начинало бесить, и я уже был готов сорваться, но тут из-за деревьев, словно серый призрак, появился Начита. Хотя он, как всегда, был невозмутим, я все же понял: что-то произошло.
— Что случилось?
— У нас гость, сеньор, — произнес он и, обращаясь к Ван Хорну, добавил: — К вам, святой отец. Сеньорита де Ла Плата.
Это была настоящая ночь сюрпризов.
Она стояла в тени, держа за поводья лошадь. Ее лица разглядеть было невозможно, но по первым же ее словам я понял, что она спокойна.
— Простите меня, святой отец, но мне необходимо с вами переговорить. В гостинице я встретила сеньора Яноша, и он сказал, что вы, должно быть, здесь.
Ван Хорн взял из ее рук поводья и передал их Начите.
— Чем могу помочь?
Когда она вновь заговорила, голос ее был по-прежнему спокоен:
— Святой отец, могу сказать, что я достаточно хорошо знаю своего брата. Завтра утром в час, обозначенный вами, он со своими людьми явится к церкви. Если они застанут вас там, он вас убьет. Это ясно как день.
Ван Хорн взял ее ладони в свои и хотел было что-то сказать в ответ, но Чела вдруг вся задрожала и, словно ища защиты, уткнулась ему в грудь.
— Помогите, святой отец! Ради Бога, помогите мне. Я уже не в силах это все вынести.
Ван Хорн бросил на нас взгляд, в нерешительности помялся, а затем повел девушку в палатку.
Из палатки некоторое время слышались сдавленные рыдания. Затем они прекратились, и до нас стали долетать приглушенные голоса. Не желая быть невольными свидетелями чужого разговора, мы подсели к костру и стали молча потягивать горький кофе, сваренный Викторией.
Прошло, должно быть, не менее получаса, прежде чем полог палатки откинулся и из нее появилась сначала Чела де Ла Плата, а за ней Ван Хорн. Чела, явно стараясь избежать моего взгляда, поспешила к дереву, к которому Начита привязал ее лошадь.