– Значит, вы ее специально топили?
– Конечно! Это чтоб она у себя в ванной-то хоть полы помыла, а то ж ведь вся грязью заросла! Прям даже неудобно перед людями, соседка ж вить!
– Конечно, теперь ей не только полы моют, ей ремонт через каждые три дня делают.
– Вот! – утвердительно мотнула головой бабушка. – А ежели б не я, да разе ж она когда б потолок покрасила?!
– В общем, Капитолина Семеновна, я вас предупредила – чтоб никаких штанов. И вообще – скалкой тоже не стучать! И воду не лить, у нее теперь чистота. И ручки кетчупом не мазать! И в почтовый ящик горящие газеты не бросать. И на дверях не писать, что она улитка бесстыжая…
– Как же не писать-то? – огорчилась Капитолина Семеновна. – От мела-то какой вред будет?
– Я сказала – не писать! – еще тверже произнесла Маша и поднялась с дивана. – В общем… я думаю, мы с вами больше ссориться не будем. Спокойной ночи.
– Ну да… спокойной… – ворчала старушка, прикрывая двери. – Сама прибежала, наругалась, а теперь ночи какой-то спокойной придумала.
Маша пришла домой совсем поздно – часы показывали уже двенадцать десять. Но ее домашних это нисколько не смущало, потому что еще из прихожей она услышала знакомое:
– «Вот луны повис рожо-о-о-ок…» – выводил какой-то новый, молодой голос.
Маша заглянула в кухню и остолбенела – за столом сидел ее муженек, а рядом с ним, подперев щечку кулачком, пригорюнившись, выводил рулады новый Зойкин друг. Юрка, что ли…
– Зоя… – прошла в комнату к дочери Маша. – Чего это твой друг с отцом-то надрался? Ведь такой молодой, а туда же – в рюмку заглядывает. Ты б его выпроводила, поздно ведь.
Зойка, оказывается, уже преспокойно спала, и приход матери ее не обрадовал.
– Мам, ну чего ты всегда врываешься, как цунами какая-то? – сонно пробормотала она. – Чего опять не так-то?
– Я спрашиваю: чего твой дружок-то с отцом-то бухает? Время уже позднее, иди провожай гостя! Главное, сама спать завалилась, а парень сидит!
– Ма, так ему идти некуда, у него общага уже закрыта, пусть воет, – отмахнулась дочурка, перевернулась на другой бок и по-мужицки, сочно захрапела.
Маша поплелась стелить парню в гостиной, на диване, мужу, конечно, придется перекочевать на пол, ну да ему уже все равно.
– Все, хватит молодежь спаивать, – появилась она на кухне и с силой вырвала из рук супруга бутылку. – А вы, молодой человек, идите ложитесь в гостиной, я вам уже постелила. Завтра вам рано на работу.
– Не, мне не на работу, – беспечно махнул рукой парень. – Я ж учусь. На первую пару не пойду… дядь Рома, ну как там дальше-то?.. «Посидим, поокаем!»
– Нет! Дальше не так! Сколько уж «окать»? Дальше… «Ну что ж меня ты не наше-е-ел, заблудился, что ли?» Маш, а чего ты страшная такая? Иди, накрась себе… брови! А то перед парнем стыдно! Молодежь подумает, что я на тебе женился по расчету… Слышь, Юрка, давай дальше… «А-а-ай, хорошо-о-о-о-о! Ай, хорошо!»
Про «хорошо» дружно рявкнули оба, им и в самом деле было уже славно.
Маша поплелась в комнату к дочери – своей спальни у нее при разделе отдельных квадратов как-то не случилось. Всего три комнаты, молодым надо выделить одну, святое дело; дочери тоже – растет девчонка, друзья приходят… Оставалась только гостиная, но там собирались все вместе смотреть телевизор. Вот в этой гостиной и спала Маша с Ромкой на разложенном диване. Но сегодня она побрела к дочери – диван был занят. Проходя мимо зеркала, она мельком взглянула на себя и на секунду задержалась. И правда, после ванной волосы у нее растрепались, лицо без макияжа выглядело блеклым, а на коже предательски собрались морщинки.
– Ужас. И в таком виде с людьми разговаривала, – вспомнила она инцидент у Капитолины Семеновны, но тут же про него забыла – да черт с ним, с зеркалом! Выспаться бы – денек-то выдался не праздничный. – Зой, подвинься, дай-ка я твой диван раздвину, а то мне спать негде, – толкнула мать дочурку в круглый бочок.
– Мам!! Ну опять ты?! Ну прям ни днем ни ночью! – рыкнула девчонка и, не открывая глаз, скатилась на пол, на ковер.
Маша быстренько постелила и уже молчком подняла дочурку с пола. Зойка была теплая, мягкая и сопела совсем как в детстве.
– Спи, мой дитенок, – чмокнула мать Зойку в раскрасневшуюся щеку. – И я сейчас к тебе… под бочок… Господи, как хорошо-то…
– «А-а-а-ай, хорошо-о-о-о, а-а-ай, хорошо…» – вторили ей с кухни певцы домашней самодеятельности, но даже они не смогли ей помешать – Маша уснула, даже не успев коснуться головой подушки.
Утром Маша вскочила самая первая. Она всегда вставала раньше других, хотя честно считала себя совой. Просто работа заставляла просыпаться, когда все кругом еще спали. Поутру долго не могла проснуться – бродила, тыкала пальцем в кнопку чайника, а глаза никак не открывались. Ночка выдалась еще та. Не успела Маша уснуть, как к ним в комнату стал ломиться молодой дружок и требовать совместного отдыха именно с Зойкой. Зоюшка на сон никогда не жаловалась, поэтому выдворять паренька пришлось Маше. И не единожды. В конце концов парень сдался – улегся на диване и затих, но ненадолго. Пришел Роман и стал тормошить паренька, дабы продолжить дальнейшее изучение полюбившихся куплетов. Пришлось укладывать мужа. Муж укладываться не хотел категорически. Орал, что он никакой не ванька-встанька и что вообще Маша ненакрашенная и потому он с ней общаться в таком виде не считает возможным. Ор длился до тех пор, пока не выскочила из своей комнаты Иветта и не закатила истерику.