То надо было помочь отцу в лавке. То отнёс новые стихи в газету. И так каждый вечер - какие-то дела да заботы – некогда скучать. Однако ж, мысли о беременной жене не покидали: «Как она там? Чем сегодня занималась? Дай Аллах, всё в порядке, и она здорова». Представлял их с Мунисе у моря, перепрыгивающими через накатывающие на берег волны, либо в густой листве сада - как они лакомятся фруктами и щебечут будто райские птички. Успокаивало то, что Королёк в надёжных руках, что она среди любимых родных людей, и что ей там хорошо. А он приедет! Уже совсем скоро! Вот как только, так сразу! Всего-то три (четыре, пять) дней прошло! И до встречи уже рукой подать – считанные часы остались!
Вечерами подолгу читал в кровати, пока глаза не начнут слипаться и стрелки часов не переместятся за вертикальную отметку. Чего греха таить, с Фериде в постели ему было не до чтения, так что теперь в одиночестве - самое время наверстать упущенное, да и не так тоскливо.
Под конец недели жизнь сбавила ритм, и Кямран остро почувствовал, как сильно соскучился по жене. Не только в душе, но и физически соскучился. Уже и чтение не спасало. Перечитывал одно и то же предложение дважды, и трижды, и всё не мог взять в толк, о чём написано. Буквы прыгали, строки наползали друг на друга, потом расплывались, и весь абзац приходилось перечитывать заново. Вместо французского текста перед глазами было лицо любимой, её полные губы безукоризненной формы. Далее видение представляло ему покрытую золотистым загаром изящную руку, срывающую абрикос и медленно отправляющюю его в чувственный ротик. Как наяву Фериде из его грёз соблазнительно поедала абрикос очень медленно и эротично, как когда-то сахарную вату. Она откусывала кусочки сочного плода и наслаждалась этим, как бы ненароком облизывая губы. О, эти медовые губы! Чуть увлажнённые, они выглядели ещё заманчивее. Хотелось съесть их вместе с этим абрикосом (чтоб его!) или вместо него. Тьфу, пропасть! Дождаться бы встречи – уж тогда он поцелует так поцелует эти bal dudak (* «медовые губы» - тур. – так в сериале Кямран называет Фериде). Ничего, дождусь! Уже недолго осталось – послезавтра же первым пароходом…
Уснуть просто так не получалось. После абрикосовых губ и изящных ручек в башку полезло всякое разное. Не хватало рядом тёплого податливого женского тела. Эх, прижаться бы! За каких-то несколько дней руки заскучали-таки без ощущения упругих грудей и аппетитных ягодиц, нежного атласа кожи на бёдрах. Книга в тёмно-синем с золочёными буквами кожаном переплёте захлопнулась и была небрежно отброшена на одеяло.
А ведь стоило бы дождаться встречи! Впрочем, кому будет лучше от того, что он всю ночь промается и с утра заявится на работу невыспавшимся и разбитым? Не трудно догадаться, что по обыкновению, выручил старый, как мир способ. Рисуя картины обнаженной чаровницы с распущенными волосами, Кямран мысленно то сжимал её ягодицы, то прикусывал торчащие затвердевшие соски, то играл с её мягкими локонами, чей аромат всегда сводил его с ума. Благо, что родительской спальне не cлышно было учащённое громкое дыхание и многократно повторяемое горяченым шёпотом «Sevgilim!”
Наутро в лечебнице всё стояло вверх дном.
16. Личное и Общественное
— Посторонись!
Кямран прижался к стене, пропуская санитаров с носилками, на которых лежал скрюченной фигуркой бедно одетый мальчик лет десяти. Он задыхался. Лицо, бледно-серое, было покрыто потом. Его мать семенила рядом, держала сына за руку. Кямран успел обратить внимание на непомерно опухшую шею ребёнка.
Несмотря на ранний час, коридор был уже заполнен больными. И дети, которых привели родители, и пара взрослых — все выглядели болезненно и вяло. Они морщились, видимо от боли в горле, кто-то громко кашлял, кому-то даже дыхание давалось с трудом. Голоса санитаров, то чьё-то болезненное мычание, а чей-то непривычно громкий лающий кашель, тяжелое дыхание, распоряжения медперсонала — всё вместе создавало сплошной тревожный гвалт.
Медсёстры Уфтаде и Халиме направляли тех, чьё состояние, по их оценке, было критическим, сразу в стационар, а тех, которые могли перемещаться сами, провожали на осмотр в кабинеты врачей. Доктор Аслан, что теперь занимал должность, когда-то принадлежащую Селиму, с явными признаками усталости и бессонной ночи на лице, сдавал ночное дежурство другому врачу.