В тот день Кямран успел пару раз попить сладкий чай, который принесла Уфтаде (спасибо ей), что-то съел на обед — даже и не запомнил, что именно. После обеда периодически проверял больных в палате. Особенно беспокоило состояние одной девочки. Кямран не подавал виду — шутил, улыбался, старался каждого подбодрить, хотя осознавал, что жизнь некоторых находится на грани.
Принял сколько-то пациентов и с другими проблемами. Домой вернулся к ночи и сразу грохнулся спать — от стресса и усталости совсем не хотелось ужинать. Не стоило контактировать с домашними, хоть в больнице и попросил медсестру сделать ему инъекцию сыворотки на всякий случай. И вообще, лучше пока пореже появляться дома - хоть это считается детской болезнью, не дай Аллах, чего случится!
Назавтра ему предстояло прожить такой же трудный, похожий на предыдущий, разве что более предсказуемый день. Перед выездом на работу он написал короткое письмо в Текирдаг — чтоб не ждали его в эти выходные. Для кого выходные, а для Кямрана это были самые что ни на есть рабочие дни! Чтоб справиться с наплывом тяжелобольных, было решено увеличить число дежурных врачей — три врача на ночь оставались в больнице, так что дома получалось спать не каждый день. Под конец недели Кямран так вымотался, что перестал различать дни недели и время суток. Все это очень напоминало те времена, когда они с Селимом боролись с чумой, увы, не всегда успешно. И в этот раз не обошлось без трагедий. В среду, несмотря на все его старания, не справилась с болезнью и умерла та самая девочка. Её звали Мелек. Она была почти одного возраста с Мунисе. Не смогли спасти одного подростка и женщину. Видимо, болезнь зашла так далеко, что лекарство уже оказалось бессильно. Таким образом, вмешавшаяся в жизнь города инфекция оттеснила все планы.
Кямрану даже фантазировать о Фериде было совестно, будто он совершает предательство по отношению к своим пациентам, думая не о том, что ещё сделать для их выздоровления, а о собственных удовольствиях. Все мысли о Фериде и Мунисе сводились к беспокойству о них — двух дорогих ему людях. Только бы с ними ничего не случилось, и чтоб Аллах уберёг их от несчастья! По идее, не должно бы — ведь они не ходят в бедные районы или на базар, где наиболее велик риск заразиться. Надо было предупредить, чтоб без надобности вообще никуда не выходили, а проводили больше времени дома, раз такое кругом творится. Главврач сказал, что и в Бурсе, и в Измире много случаев заражения. Лишь бы не пришлось ехать в провинцию и помогать местным врачам там! Сколько же это ещё продлится? Кто знает?
Вот и эта неделя закончилась. Несколько дней назад наш доктор был уверен, что субботним утром будет мчаться по волнам Мраморного моря к пристани Текирдага. Представлял, как купит самый красивый букет у цветочника, с колотящимся от волнения сердцем взлетит по ступенькам крыльца и увидит любимую… Глядя в родные глаза, протянет цветы и крепко обнимет её. Надеялся, что повезёт, и им посчастливится поцеловаться прямо на пороге — если остальные родственники не вывалят встречать его всей толпой, а деликатно догадаются, что этого делать совсем не обязательно. Как бы то ни было, но едва они с Фериде уединятся (надо же ему отдохнуть с дороги), он бы воплотил все свои неуёмные фантазии, что не давали ему спокойно уснуть ночами. А главное, пора бы и осмотреть её — как-никак, он несёт и врачебную ответственность за свою беременную жену. Ох, непросто быть и мужем, и лечащим врачом одновременно. Не всякому выпадает в жизни такое испытание! Как раз, совмещение этих двух ипостасей немало будоражило его воображение. Он уже подумывал, где в гостевой спальне в доме тёти Айше удобнее всего было бы расположиться для этого занятия и что бы такое привнести, чтобы оно больше напоминало игру, нежели врачебный осмотр, а то Фериде, как всегда, застесняется. Интересно, за две недели, что он не видел Фериде, она хоть немножко поправилась, округлилась? Пожалуй, рановато пока… Вот здорово будет, когда её грудь увеличится! Стоило ему в редкие минуты уединения в своём кабинете углубиться в подобные думы, у него непременно привставал (хорошо, что в халате незаметно!) А в целом, Кямрану было не до фривольных мыслей. Ну или почти не до них… Позавчера вечером дома всё ж с устатку накатил ракы и перед тем, как уснуть, помог себе расслабиться. Полегчало.
Что же делать? Махнуть на всё рукой и съездить повидаться? Или всё-таки остаться? Прошли всего-то считанные дни с начала вспышки инфекции, а работы в больнице как прибавилось! Возможно, он мог бы отпроситься на пару дней - неужели б без него не справились? В конце концов, у него там беременная жена, с которой они, считай, полмесяца не виделись! Главврач разрешил бы. Но, с другой стороны, отлучаться со своего поста в такое время, когда от его знаний и умений зависят многие жизни, причём, детские, было бы непростительным предательством по отношению к своим коллегам, своей клятве, что дал, получив диплом врача, а больше всего — ко всем своим страждущим пациентам. Разве сможет он наслаждаться близостью с женой, зная, что где-то в Стамбуле находится совсем иной мир, в котором доктора пытаются остановить нешуточную болезнь, невзирая на усталость и личный комфорт, облегчают страдания больных, подчас, как ни высокопарно это звучит, вырывают их из лап смерти? Ни один из коллег — от санитара до главврача даже не заикнулся об отдыхе. Фериде поймёт. Поймёт, как никто другой! Скорее всего, она уже узнала обо всём и из газет. Чалыкушу, столь чувствительная и сострадательная, особенно к невзгодам детей, скорее всего, и сама настояла бы на том, чтобы муж остался там, где он теперь нужнее. Он сейчас же ей напишет, почему и на этот раз не состоится их встреча. Напишет, чтобы не беспокоилась о нём, ведь ей сейчас вредно волноваться. С ним всё будет в порядке. Он приедет! Вот только расправится с этой напастью и тут же со скоростью ветра помчится к той, кому навеки принадлежит его сердце. Вот уж тогда… Держись, овечка!