«Kulun dediği olmaz, Allahın dediği olur» (Будет не так, как скажет человек, а как скажет Аллах — турецкая пословица, эквивалент русской «Человек предполагает, а Бог располагает») — эту незыблемую истину Фериде уяснила давно. Даже слишком давно. Она почуяла неладное, когда субботним утром услышала стук в дверь. Для приезда Кямрана это было ещё слишком рано — паром из Стамбула обычно прибывал в Текирдаг не раньше полудня. И стук не его! Кямран по обыкновению отстукивал короткий ритм, как бы свой код: один длинный, два коротких, снова длинный. В доме все безошибочно определяли по стуку в дверь, что пришёл он. А на сей раз звук был бесхарактерно-требовательным и нарочито громким, каким-то официальным. Мюжгян поспешила открыть — не хватало ещё тревожить Фериде понапрасну.
— Günaydın effendim! (Добрый день, уважаемая! — тур.) — почтальон с порога протянул конверт, адресованный «Фериде ханым»
— Фериде! Тебе письмо! От Кямрана!
Тревожно, чего там говорить, но это лучше, чем, как когда-то посыльный доставил им известие о гибели отца вместе с его военным мундиром. Успокаивало уже одно то, что это было собственное письмо Кямрана. Значит, он, по крайней мере, жив и в состоянии его написать. Однако, что-то ведь случилось, раз вместо того, чтоб приехать самому, он прислал письмо.
Фериде выхватила конверт. Мысли одна другой тревожнее роились в голове.
»…только не вздумай волноваться! Навечно влюблённый в свою птичку, Неумеха».
Подпись вызвала у Фериде слёзы умиления и приступ нежности. Как жаль, что они опять не свидятся! Она так ждала! Настолько истосковалась, что уже не чаяла прямиком с порога броситься ему на шею, прильнуть к груди, ощутить тепло его ладони, когда он погладит по голове, успокоиться в его надёжных любящих объятиях. Хорошо бы, если родня на сей раз из чувства такта не толпилась у дверей, а дала бы им вволю поцеловаться. Фериде всё чаще ловила себя на мысли о том, как соскучилась она по поцелуям мужа. Да и не только по ним. То ли затянувшаяся разлука, то ли это новое состояние многократно усилили её чувственность. Вроде, раньше не замечала за собой такого сильного любовного желания. Днём как-то не до того, а как приляжешь днём ли, вечером — никак не уснуть без мужниных ласк и лобзаний. Сплошное томление — хоть на стенку лезь! Можно, конечно, и самой, коль совсем невмоготу — некоторые девочки в пансионе, бывало, шалили так. Да ведь всё равно не то!
Как жена врача, она была готова к подобным неожиданностям. Не раз посыльный приходил за Кямраном среди ночи, и тому приходилось спросонья ехать спасать какого-нибудь бедолагу, а то и в больницу на подмогу дежурному врачу. Зная природный альтруизм Кямрана, она не удивилась его решению отложить поездку ещё на неделю. Будь она на его месте — поступила бы точно так же!
Типичный Кямран: »…только не вздумай волноваться!» Легко сказать! Как можно не беспокоиться, если все газеты вторую неделю пестрят новостями о том, что творится в больницах Стамбула и Бурсы?! Того и гляди, до Текирдага докатится эта напасть. А что, если Кямран сам заболеет? Тогда с чумой пронесло, слава Аллаху, но ведь на всё воля Всевышнего. Она будет продолжать молиться за любимого, чтобы Всемилостивый даровал ему здоровье и оградил от болезни!