20. Лавина
Тревожная новость резко перекрыла то хорошее и счастливое, что до сих пор царило в жизни Фериде, её семьи, а впрочем, и всего народа. Как дежурный по классу тряпкой наскоро стирает со школьной доски то, что было написано-начерчено на ней во время урока, так и ошеломляющие события, словно одним махом стёрли подчистую все планы, расклады и привычный уклад жизни. Людские хлопоты и обиды разом обмельчали на фоне чего-то большого плохого и страшного. Каждому было ясно, что беда, она - совсем близко, на подступах…медленно, но неотвратимо подползает к их домам. Мало кто вспоминал недавнюю локальную эпидемию дифтерита – то событие, тоже весьма печальное и страшное померкло по сравнению с новой угрозой.
С того дня никто больше не игнорировал новости. Наоборот, с утра каждый первым делом спешил узнать, что успело произойти со вчерашнего дня. Изменилось ли чего? В душе-то надеялись на то, что войны не допустят, что всё рассосётся – мало ли кризисов бывало в мире. Уж Турция точно навоевалась за последние годы, пора бы правительству усвоить урок и не лезть в логово шакалов. Ясно же, что страна и так пребывает в незавидном положении после недавних войн в Ливии и на Балканах. Несмотря на атмосферу тревоги, будто невидимым вязким туманом разлившуюся в воздухе, в людях теплилась надежда на благоразумие правительства. Им хотелось верить в то, что оно не поступит опрометчиво и не станет-таки ввязываться в кровавую кашу европейского конфликта.
- Вай, вай, вай! Слава Аллаху, правительство подписало нейтралитет. И впрямь, толковые люди у власти! Вроде, в интересах народа действуют и с германцами неплохо сумели договориться о территориальной неприкосновенности. Maşallah, обойдётся! – цокали языками политиканы всех мастей.
- Ну, что там сегодня? - и десятки рук в мгновение ока расхватывали пачки газет у мальчишек-продавцов. Ничего утешительного газеты не писали – лишь сводки с европейских фронтов, сообщения про чьи-то победы и поражения то в Бельгии, то в Галиции, то в Пруссии и других землях, о которых доселе простой народ или не слыхал, или не придавал им значения, теперь же опасался разделить их участь.
Доморощенные политики судачили в чайных и по домам: «Пусть Германия сама воюет с Сербией, Россией, Британией, Францией, лишь бы нас не втягивали в войну. Куда нам до них? Нам и воевать нечем, да и некем! От былой славы османской армии и флота остались одни воспоминания». При этом каждый из них, начитавшись и наслушавшись новостей и сплетен, считал себя экспертом в военном деле, равно как и в политике.
Женщины, когда не удалось разжиться газеткой во время выхода в город, с нетерпением ждали возвращения главы дома после рабочего дня и задавали всё тот же неизменный вопрос: «Ну как? Что пишут? Что говорят? Надеюсь, у нас войны не будет?» Оставалось только молиться Всевышнему.
Пролетело лето. Закончились каникулы. Очень символично – ведь всё когда-то заканчивается – и плохое, и, к сожалению, хорошее. Чалыкушу вернулась домой.
Услыхав шум подъехавшего фаэтона, Бесиме ханым заторопилась лично отворить дверь сыну с невесткой.
- Аллах-Аллах! Совсем загостилась моя девочка в Текирдаге! Дорогу домой позабыла! А я всё жду, жду…Ну наконец-то! Иди, иди ко мне, мой ягнёночек! – с порога тётя бросилась обнимать и целовать Фериде.
Служанки выбежали из кухни поприветствовать молодую хозяйку. Не в силах сдержать улыбок, они ждали своей очереди обнять любимицу всего дома.
- Дай хоть на тебя налюбоваться, красавица моя! Сорок лет тебя не видела! Как подрумянилась-то на солнышке! – Бесиме с умилением ущипнула загорелую щёчку племянницы, после чего отступила чуть назад и оглядела невестку с ног до головы. – Ты ещё похорошела, посвежела, любимая моя!
- Фериде? – оживлённое выражение тётиного лица резко сменилось на недоумевающее. Племянница явно то ли поправилась, то ли…Взгляд свекрови задержался на заметно выступающем животе обычно худенькой Фериде.