После Симоны Нора точно понимала, что он, должно быть, чувствовал. Это ощущение ему, наверное, и нравилось – когда его отрывала от земли и швыряла вперед какая-то превосходящая его внешняя сила, раскачивание, обрыв в животе, невесомость, чувство полета; оно должно было быть почти чувственным, младенческим прекурсором подросткового желания, похоти, жажды.
«Еще» – именно это Нора чувствовала после того, как Симона ее поцеловала. Нора не могла перестать думать о поцелуе, о бархатистом ощущении языка Симоны – миндального на вкус – у себя во рту, о почти неощутимом прикосновении пальцев Симоны к своей талии – и о том, когда это снова может произойти.
Ждать пришлось недолго. На следующей неделе они пошли в магазин мерить одежду, и Симона проскользнула в примерочную к Норе. Едва закрылась дверь, Симона прижала Нору к стене, и Нора сделала то, о чем думала сутки напролет всю неделю, – поцеловала Симону в ответ. Она исследовала рот Симоны языком, прикусывала ее яркую пухлую нижнюю губу, захватывала длинные косы и наматывала их на кулак, слегка оттягивая, так что голова Симоны чуть запрокидывалась назад, открывая длинное тонкое горло, и Нора пристроилась ртом, кончиком языка точно к тому месту на шее Симоны, где трепетал пульс. В тот день они прижимались друг к другу до тех пор, пока продавщица не постучала тихонько в дверь и не спросила:
– Ну как у вас? Что-нибудь подошло?
– Еще как, – ответила Симона, сжимая попу Норы и улыбаясь. – Нам все прекрасно подходит.
Вскоре Нора и Симона поняли, что Музей естественной истории – лучшее место, чтобы избавиться от Луизы. Как это часто бывает в Нью-Йорке, в толпе уединиться было проще, чем в двухкомнатной квартире Симоны. Луиза брала блокнот и устраивалась рисовать, а Нора и Симона говорили: «Ну, до скорого» – и скрывались в одном из множества слабо освещенных коридоров, пустых туалетов, затемненных мест у экранов. Они от и до изучили различные части тела, вызывавшие определенные ощущения, даже без раздевания. Поначалу они вели себя робко: быстрый палец тут, касание языка там, – но быстро выяснили, где можно быть посмелее, как ловко обойти пуговицы, пояс, крючки лифчика, оставаясь в одежде. В туалете Зала беспозвоночных Симона впервые довела Нору до оргазма, даже не сдвинув с места фиолетовые стринги, которые Нора тайком купила и спрятала в рюкзаке как раз с этой целью. Когда Нора впервые взяла в рот грудь Симоны в конце пустынного коридора с кабинетами, закрытыми на выходные, их едва не застукала заблудившаяся мать с двумя маленькими детьми, искавшая туалет. Симона поспешно одернула футболку, когда они услышали, как дети бегут по коридору, а мать орет им в спину: «Не трогайте стены, народ. Руки держать при себе!», – и они едва не рухнули в истерике. Сидя в пустом последнем ряду в IMAX (после ни одна не могла вспомнить, о чем был фильм), Нора спустила колготки Симоны до колен и скользнула пальцами в ее трусы, а потом в Симону, теплую и мокрую.
– Скажи, чего ты хочешь, – прошептала на мгновение осмелевшая Нора, у которой кружилась голова.
Симона совершенно замерла и тихо сказала Норе на ухо:
– Чтобы ты меня языком.
Когда они позднее встретились, Луиза нахмурилась, взглянув на Нору, и спросила:
– Чем вы там занимались?
– В смысле? – у Норы обмякли руки и зазвенело в ушах.
Она ведь проверяла, не было ли в зале Луизы.
– У тебя коленки грязные. – Луиза была искренне озадачена, она вглядывалась в Нору, которая, казалось, была не в себе, ее почти лихорадило. – Вы что, обдолбанные?
Она понизила голос и подошла поближе, чтобы посмотреть им в глаза.
– Нет! – сказала Нора. – Мы только из IMAX.
– Я сережку уронила, – пояснила Симона. – Мы с Норой ползали по полу, искали. Было темно.
Симона опять включила этот голос, этот тон, от которого Луизе становилось не по себе, словно она ляпнула что-то не то, какую-то глупость.
– А, – сказала Луиза. – Нашли?
– Ага. – Симона потрогала ухо с рядом крошечных серебряных колечек вдоль мочки.
Луиза не понимала, как одно из этих колечек могло упасть. И как они его смогли отыскать в темноте. И почему они ей врут.
Нора никогда не врала Луизе, никогда в жизни. Они уже несколько лет не рассказывали друг другу все подряд – каждую случайную мысль, промелькнувшую в уме, сны, недовольства, откровенные подробности своих увлечений и желаний, – но они никогда друг другу не врали. Нора хотела поговорить с Луизой, но не знала, как начать. По утрам она стояла в их общей ванной, когда Луиза уже завтракала внизу, и репетировала, как скажет что-нибудь – что угодно – перед зеркалом.