«Я родилась в Дублине, в Ирландии (Ложь. Она родилась в Бейсайде, в Куинсе, но с ее волосами и зеленовато-карими глазами вполне могла бы и в Дублине)». Никто никогда не угадывал, что ложь – это про Ирландию; все всегда ставили на свинью.
Первый участник, который в то утро встал перед всеми и зачитал свои правды и ложь, был недавно нанят в группу интерактива. Худой, чуть за двадцать, в винтажном кардигане и очках как у Кларка Кента, увеличивавших его размазанную подводку. На левом предплечье у него была татуировка в виде кальмара. Он сутуло поднялся и представился:
– Привет. Я Гидеон. В общем, вот.
Он сунул руки в карманы и стал читать с листка, лежавшего перед ним на столе, быстро и монотонно:
– Я чуть не умер от передозировки таблетками. Я чуть не умер от потери крови. Я чуть не умер от эротического самоудушения.
– Стоп, стоп, стоп! – Шерил вскочила и замахала руками, прежде чем кто-либо успел ответить. – Гидеон, спасибо за откровенность, – она сделала секундную паузу, – но, наверное, я должна была чуть уточнить направление. Мы хотим, чтобы вы рассказали о себе что-то интересное, но не настолько личное. И, пожалуйста, ничего, имеющего отношение к сексу. Думайте о профессиональном.
– Извините, – сказал Гидеон, лениво пожимая плечами. – Клиническая депрессия и мысли о самоубийстве встречаются гораздо чаще, чем думает большинство, но и то и другое – важная часть меня.
– Понимаю. – Шерил держала в нижней части лица приклеенную улыбку. – Мы просто ориентируемся на что-то полегче.
– Ложь была про эротическое самоудушение, – добавил Гидеон. – Просто к сведению.
Стефани открыла молескин и попыталась отключиться от происходящего, пока Шерил просила кого-то зачитать свои четыре понятия. Она начала составлять список покупок к ужину.
– Вы сказали не править, – заговорил добродушный мужчина на другом конце стола, – так что у меня получилось вот что: «Толстый. Счастливый. Гольфист. Женат».
Сотовый Стефани, лежавший перед ней на столе, начал вибрировать. Даже не взглянув на номер, она махнула Шерил. «Я должна ответить», – произнесла она одними губами и вышла из комнаты тихо, как только могла. Какое облегчение.
Она взглянула на определитель. Беатрис Плам.
Стоя в коридоре у конференц-зала, Стефани с удивлением поняла, что счастлива слышать голос Беа. Она извинилась, что не может говорить, сказала ей, что хотела бы пообщаться, но сейчас на совещании (правда) и надо положить трубку (правда), и да, Лео упоминал ее новую вещь, но они оба невероятно заняты и, возможно, обсудят ее сегодня вечером (ложь).
Голос у Беа был такой обеспокоенный, что Стефани ощутила желание ее защитить, почти материнское. Она не знала, прочел ли Лео ее текст; сомневалась, но можно было спросить. Она на мгновение удивилась, почему Беа отдала рукопись Лео, а не ей, но, если подумать, это, наверное, были не новые страницы, а старые, которые она выдавала за новые, и Лео не увидит разницы. Стефани напомнит Лео, чтобы прочел, и поможет ему придумать, что сказать Беа – что-то милое, ни к чему не обязывающее. Надо будет внести это в список.
Когда она вернулась в конференц-зал, Гидеон снова стоял у стола, на этот раз зачитывая свои четыре понятия (музыкант, пессимист, волшебник, демократ). В животе у нее поднялась легкая волна тошноты; она отхлебнула прихваченной с собой лимонной воды. Надо поскорее что-нибудь съесть.
Стефани вытащила из кармана жакета телефон посмотреть, сколько времени. Едва он оказался у нее в руках, она, не удержавшись, открыла приложение, которое отслеживало развитие ребенка, основываясь на предполагаемой дате родов. «На этой неделе ваш ребенок размером с яблочное семечко! На этой неделе ваш ребенок размером с ядро миндаля! На этой – с оливку!» Она нажала кнопку, и появилась фотография девятинедельного эмбриона: что-то вроде крошечной креветки, свернувшееся ракообразное с огромной головой и наметившимися ручками, как в научной фантастике. И, как почти каждый раз, когда она смотрела на эти странные картинки, Стефани ощутила, что краснеет. Просто ни в какие ворота, насколько она была сбита с толку тем, что в сорок один год, не будучи замужем, она случайно забеременела от Лео Плама, самого – в этом не было ни малейшего сомнения – безответственного и самого не годившегося в отцы из всех мужчин, которых она любила в этой жизни.