Первый и последний раз день рождения Мелоди праздновали, когда ей исполнилось двенадцать, – редкая уступка со стороны Франси. В тот день Мелоди шла домой из школы с тремя ближайшими подругами и едва могла справиться с предвкушением – и заглушить далекий барабанный бой тревоги. Она просила мать купить разной еды, чтобы накрыть стол, и подготовить игры. Франси отмахнулась от ее наставлений: «По-моему, я знаю, как развлекать гостей».
Но единственным праздником в доме Пламов, который Мелоди помнила, был день рождения Франси прошлым летом – он оказался таким шумным и затянулся настолько допоздна, что соседи позвонили в полицию. Полицейские, приятели Леонарда и Франси, присоединились к веселью и расположились на заднем дворе, потягивая пиво. Мелоди наблюдала из окна ванной на втором этаже, как ее мать слегка подпрыгивает на коленях полицейского, каждый год приходившего к ним в школу рассказывать об опасных незнакомцах; он звал себя «офицер Дружелюбный». Руки офицера Дружелюбного привольно лежали на талии Франси, как раз над округлением ее бедер. «Руки вверх!» – повторял он, и Франси поднимала руки и хохотала, когда его ладони скользили вверх по ее телу, останавливаясь, едва его пальцы касались снизу ее грудей. Мелоди была уверена, что никаких игр на том празднике не было. Или мешков с подарками. Только торт и музыка, и полно сигарет и коктейлей.
Франси встретила Мелоди и ее школьных подруг на пороге, одетая в кимоно, с бокалом мартини. У Мелоди оборвалось сердце. Халат посреди дня был очень плохим знаком. И коктейль тоже.
– Добро пожаловать, дамы, добро пожаловать.
Франси жестом пригласила всех зайти. Мелоди видела, как девочки осматривают дом, а потом переглядываются – настороженно, но с интересом. Тюдоровский особняк снаружи выглядел величественно, но внутри был запущенным и неухоженным, порядка в нем не было. Прихожая, посреди которой девочки стояли в зимних пальто, была забита уличной одеждой на все времена года. На скамье были свалены пальто, шапки и варежки свешивались из корзин, стоявших на полу, повсюду валялась обувь – сломанные шлепанцы, вечерние босоножки, непромокаемые сапоги, зимние ботинки.
– Вы как раз вовремя, – сказала Франси. – Обожаю пунктуальных гостей.
– Мы пришли прямо из школы, – пояснила подруга Мелоди Кейт. – Тут быстро.
– Да, точно. Точно, – кивнула Франси, сфокусировав взгляд на Кейт и осматривая ее с ног до головы. – Мыслишь логически. Отличница?
– Мама, – сказала Мелоди.
Она хотела, чтобы мать прекратила разговаривать с ее подругами, а еще больше – прекратить этот допрос, одну из любимых привычек Франси: оценивать людей по первому – часто необъяснимому – впечатлению. Мелоди хотела, чтобы Франси пошла наверх и переоделась в брюки и свитер, и волосы завязала сзади бархатной резинкой, как мать Кейт, или принесла поднос с печеньем и горячим какао, как мать Бет, и спросила про домашнюю работу, или ворвалась в двери после целого дня в городском офисе, как мать Леи, и сразу побежала на кухню, сказав с чудным ирландским выговором: «Скоро ужин, лапы мои. Вы небось оголодали!»
– Логика – недооцененное свойство, – продолжила Франси, обращаясь к Кейт. – Она очень важна в жизни, важнее многих других вещей.
Она повернулась к двум другим девочкам и немного сощурилась, словно пытаясь сфокусироваться; выловила луковку из мартини.
– Ты – хорошенькая, – сообщила она, тыча мокрым от джина пальцем в Бет, которая, в общем, была самой хорошенькой девочкой в школе. Мелоди пришла в тихий восторг, когда однажды Бет после французского заговорила с ней, рассказала, как сделать челку объемнее, и поделилась тушью с блестками.
– А ты, – сказала Франси, разглядывая Лею, которая отступила назад и сжала кулаки, словно знала, как подготовиться к уничижительной оценке Франси, – ты, должно быть, лесбиянка.
– Мама!
– Что такое лесбиянка? – спросила Кейт.
– Неважно, – сказала Мелоди, схватив Лею за руку и махнув остальным, чтобы шли за ней. – Она шутит. Это семейная шутка. Потом объясню.
Это правда было чем-то вроде семейной шутки, хотя объяснить ее Мелоди не могла. Лея была самой давней подругой Мелоди, незаметная неясная девочка, ее самой примечательной чертой был постоянный насморк из-за круглогодичной сенной лихорадки. Лея слегка хандрила и таскалась за Мелоди по школе, шмыгая и чихая.