(Джейн Остин «Нортенгерское аббатство»)
Утро входило в дом Горыныча сверху вниз – солнце сначала золотило алую черепичную крышу, затем начинало заглядывать в окна мансарды и второго этажа, прыгая солнечным зайчиком по полированной мебели и отражаясь в зеркалах, и наконец спускалось до первого и цокольного этажа, где золотило неподвижную воду бассейна, а потом уже грело сад и двор огромного участка, расположенного в просторной низине в холмистой местности в двадцати километрах от города. От реки дом тоже отделял крутой холм, так что казалось, что всё поместье расположено в кратере уснувшего вулкана. Летом и осенью там скапливалась и долго не сохла вода, а зимой всё заметало снегом, который до самой поздней весны не таял из-за огромной толщи ледяного слоя.
Аглая как всегда подошла к окну и залюбовалась прекрасным видом из окна. Всё не так уж плохо, как могло показаться вначале. Её муж, которого она увидела, лишь став его женой, оказался вполне приятным на вид мужчиной лет тридцати пяти, крепким и мощным как дуб, хотя жаль, что с такими же дубовыми манерами. Он выполнил её условия, и на свадьбе она даже подумала, что её брак может оказаться вполне сносным, пока он не начал проявлять свою натуру, приехав домой. Впрочем, её комната и её уединение её вполне устроили.
«Это может быть даже интересно. Здесь так красиво! У меня ещё три недели отпуска, буду думать, что я просто приехала в красивый отель», - решала она про себя. Одевшись в длинное голубое платье в мелкий белый цветочек по подолу и заколов косу шпильками, она спустилась по лестнице, легко перебирая ступеньки синими сандалиями и даже напевая.
- Доброе утро! – поздоровалась с ней горничная.
- Доброе утро, Татьяна. Можно я буду вас так называть?
- Конечно, Аглая Алексеевна! Кофе?
- Да!
- Идёмте на кухню. Или вам в столовую подать?
- Я ещё не видела кухню. А Егор Аркадьевич уже встал?
Горничная уставилась на хозяйку во все глаза, и та поняла, что выдала их с мужем семейную тайну с головой.
- Э-э… - начала было Таня.
- Э-э, видите ли Татьяна, - перебила её Аглая, решив сразу расставить все точки над «i», - как вы не могли не заметить, наш брак с Егором Аркадьевичем был заключён, гм, несколько стихийно, по необходимости и взаимной договорённости. Поэтому у меня будет отдельная комната.
- В мансарде? – уточнила Таня, сообразив, кому она её готовила.
- Да. Так хозяин дома уже встал? Он что-то говорил про завтрак в восемь.
- Да, в этом доме рано встают. Но сегодня я Горыныча пока не видела.
- Кого?!
- Меня, - сипло отозвался хозяин, возникая на пороге кухни, - кстати, ещё раз услышу, голову отвинчу, Звонарева.
- Извини-те, Егор Аркадьевич, - чуть запнувшись, извинилась служанка.
- Косяки не прощаю, я их сшибаю. Ладно, живи. Есть чего пожрать?
- Конечно. Присаживайтесь, я накрою.
- В столовую подашь. Мне с женой поговорить надо.
Он пошёл в столовую и Аглая послушно вышла за ним.
- С добрым утром!
- С добрым утром.
Он уставился на неё исподлобья, она как всегда перед ним опустила голову.
- Вы… Ты нормально устроилась?
- Да, спасибо, у меня есть всё необходимое.
- Чего ещё надо будет – говори, Звонарева добудет.
- Вы давно знакомы?
- С детства. Её мать умерла, отец женился на молодой, и её, как и меня, засунули в приют. Там и познакомились. Она на семь лет младше, её там обижали, а я вступался. Потом подобрал её на вокзале, где она билеты в кассе продавала.
- Вы выросли в приюте?
- Жил несколько лет, пока отец устраивал свою жизнь и заколачивал бабки.
- Сколько вам было?
- Да какая разница?! Двенадцать мне было! В шестнадцать меня отец из приюта домой забрал, а она до восемнадцати там жила, потом общага, училище и вокзальная касса. Вся жизнь в двадцать семь лет, - он помолчал, и она тоже не решилась говорить, - Галина Михайловна, кстати, тоже из моего приюта, - вдруг сообщил он. Она там поварихой работала. Круглых «сиротинок» она втихушку подкармливала, а таким, как мы с Танькой, ни черта сверх положенного не давала, а говорила, чтобы «злость копили». Я её за науку взял и за справедливость.