Он не останавливается, но замедляет шаг. Я нагоняю его, и мы вместе выходим из корпуса во внутренний двор. Мы не разговариваем, и я этому только рад — я наслаждаюсь неожиданно выпавшей мне возможностью снова дышать свежим воздухом, слушать пение птиц и наслаждаться красками осени. Листья всегда такие красивые? Надо будет спросить у мамы.
— Ты связывался с родителями с тех пор, как сюда попал? — спрашиваю я. Мы заходим в трехэтажное здание. Своими гладкими деревянными стенами оно напоминает мне домик для лыжников где-нибудь в горах.
— Не-а, — отвечает Лимон.
Это все, что он успевает сказать, прежде чем войти в класс. Я следую за ним. Лимон шаркающей походкой проходит мимо парт и устраивается на диване в глубине комнаты, а я выбираю себе место во втором ряду. Я бы сел на первый ряд, чтобы произвести на учителя хорошее впечатление, но там больше никто не сидит, и мне не хочется выделяться.
В класс заходят другие ребята. Большинство из них — мои ровесники, есть несколько человек на пару лет помладше. Они занимают свои места и выкладывают на стол ручки и тетрадки. Мне интересно, что натворили все эти ребята, прежде чем сюда попасть.
Согласно расписанию, урок должен начаться ровно в девять. Я наблюдаю за секундной стрелкой на часах, висящих над дверью. В восемь часов пятьдесят девять минут мой пульс убыстряется. В восемь часов пятьдесят девять минут тридцать секунд к лицу приливает кровь. В восемь часов пятьдесят девять минут пятьдесят пять секунд я вытираю рукавом пот со лба.
Когда секундная стрелка приближается к двенадцати, я сжимаюсь в ожидании пронзительного звонка. Сейчас строгий учитель должен рывком распахнуть дверь и войти в класс. Так начинается день с мистером Карлтоном, нашим учителем в Клаудвью, — а он в ответе за самых обычных, довольно послушных детей. Как знать, насколько суровым окажется учитель в школе для трудных подростков? Может, он будет кричать на нас? Или задаст нам домашнее задание, над которым придется сидеть всю ночь? Или…
Дверь открывается. Я задерживаю дыхание, но звонка нет. Нет и строгого сердитого учителя. Вместо него я вижу высокого парня, который выглядит так, будто только что проснулся.
— Привет! — говорит он.
Я думаю, что сейчас он сядет вместе с нами за парту, но он подходит к доске, плюхается в кресло и зевает. Я вспоминаю, что Анника вчера мне его представляла, — кажется, его зовут Гарольд. На нем линялые джинсы, оранжевая футболка с двумя скрещенными кулаками и летные очки. Светло-русые волосы достают до плеч; они все перепутались, словно он целую неделю их не расчесывал.
Не снимая очков, он водружает на стол спортивную сумку и копается в ней. Когда он извлекает на свет плюшевого единорога, позади меня раздается стон.
— Как вам это удалось? — спрашивает какая-то девочка. — Я же так хорошо его спрятала!
— Видимо, недостаточно хорошо. — Гарольд замахивается и бросает единорога. Он приземляется перед девчонкой с короткими светлыми волосами. — Десять штрафных очков Гудини, Гэбстер — ноль.
Следом он вытаскивает из сумки комикс.
— «Бетти и Вероника», двойной выпуск? Даже не знаю, стоит ли это возвращать! — Легким движением руки он запускает журнал в воздух, и тот ложится на стол перед мальчиком с торчащими черными волосами, который хлопает себя журналом по лбу. — Еще десять очков мистеру волшебнику, Эйбу — ничего.
Он достает из сумки айпод, связку ключей и свитер. Фрисби, игрушку-пружинку и скакалку. Продолговатая зажигалка в виде спички достается Лимону. Ребята улыбаются и хмурятся: они рады, что получили свои вещи обратно, но раздосадованы тем, что перед этим их лишились. Я пытаюсь понять, что происходит; тем временем Гарольд, который, судя по всему, любит, когда его называют Гудини, вытягивает из сумки зеленую ленту. Он зажимает пальцами один конец и поднимает ленту.
— Элинор-Элинор. — Он качает головой. Я поворачиваюсь на стуле и вижу, как по проходу идет девочка с рыжими волосами и глазами медного цвета. — Совсем не так трудно, как я надеялся, — говорит ей Гудини.
Она берет ленту и возвращается на место. Когда она проходит мимо меня, я пытаюсь ей улыбнуться, но она не замечает — она завязывает на голове аккуратный зеленый бант, глядя прямо перед собой.
Гудини хлопает в ладоши. Я подпрыгиваю, оборачиваюсь и вижу, что он сдвинул очки на затылок… и смотрит прямо на меня.
— Эгей, Хинкль. — Он ухмыляется.
Я оглядываюсь — как будто за мной может сидеть мой клон.
— Новенький растерялся. Кто-нибудь объяснит ему, что происходит?
Все оборачиваются и смотрят на меня. Я сползаю на стуле.