Я кончилъ рѣчь; она произвела на присутствующихъ желанное впечатлѣніе. Сходя съ каѳедры, я увидѣлъ приближавшагося ко мнѣ директора съ сіяющимъ лицомъ. Онъ крѣпко пожалъ мою руку и подвелъ меня къ одному изъ попечителей училища.
— Это, ваше превосходительство, одинъ изъ исполнителей моихъ идей, дитя моего сердца, — сказалъ Сарторіусъ.
— Дѣльно, дѣльно, молодой человѣкъ! Старайтесь всегда заслуживать одобреніе начальства! — густымъ басомъ наставилъ меня его превосходительство.
— Постараюсь, — отвѣчалъ я.
— Передайте отъ меня мой поцѣлуй вашимъ друзьямъ.
При этихъ словахъ особа приложилась губами къ моей щекѣ.
Я раскланялся и поспѣшилъ къ своимъ друзьямъ, чтобы передать имъ поцѣлуй его превосходительства. Проходя между стульями, на которыхъ сидѣли посторонніе люди, я былъ нѣсколько разъ остановленъ матушками и папеньками своихъ бывшихъ воспитанниковъ-товарищей; они благодарили меня за заботы о ихъ дѣтяхъ и просили передать ихъ благодарность товарищамъ. Пожатіямъ рукъ и привѣтствіямъ не было конца.
Рейтманъ, между тѣмъ, горячо выговаривалъ Носовичу за то, что тотъ пропустилъ рѣчь.
— Рѣчь отличная, господинъ Рейтманъ, мы съ директоромъ отъ нея въ восторгѣ,- прищуривъ глаза, сказалъ Носовичъ.
— Но это скандалъ, безумецъ — der Tollkopf — хвасталъ передъ публикою своими заслугами, у него стыда нѣтъ!
— Молодежь горячо стоитъ за свое дѣло, господинъ Рейтманъ, намъ съ вами такъ не стоять, ноги наши слабы стали, — улыбнулся Носовичъ.
Рейтманъ чувствовалъ, что его дѣло проиграно, что эта публика и попечители сдѣлались не моими и моихъ товарищей сторонниками, но сторонниками нашего дѣла, враждебнаго ему; что уничтожить это дѣло директоръ не можетъ, не компрометируя себя передъ попечителями. По окончаніи акта мы всѣ стали прощаться другъ съ другомъ, пришлось прощаться и съ Рейтманомъ. Я подошелъ къ нему; онъ сухо сказалъ мнѣ:
— Вамъ я не могу пожелать ничего; при вашей самонадѣянности всѣ мои желанія покажутся вамъ мелкими. Но да благословитъ васъ нашъ Господь, Іисусъ Христосъ, и да озаритъ Онъ вашу душу смиреніемъ и покорностью; при вашемъ положеніи въ свѣтѣ это всего нужнѣе.
Я расшаркался и поспѣшилъ отойти отъ богобоязливаго палача беззащитныхъ дѣтей.
Черезъ нѣсколько дней наше общество собралось на обѣдъ къ Носовичу. Калининъ, я и Розенкампфъ уѣзжали изъ Петербурга черезъ два дня. Воротницынъ-отецъ хлопоталъ о позволеніи ѣхать съ сыномъ за границу. Мы были веселы и оживлены. Говорили всѣ вдругъ и очень много, отвѣчали не то, что нужно, и хохотали до слезъ. Розенкампфъ подсмѣивался надъ Воротницынымъ, называлъ его будущимъ мягкосердечнымъ профессоромъ и спрашивать, сколько пятерокъ поставитъ онъ своимъ будущимъ слушателямъ.
— А теорію примиренія-то какъ онъ проповѣдывать будетъ, — трунилъ Николай, принимая важную осанку и дѣлая серьезное лицо. — «Милостивые государи, все въ мірѣ совершается по неотразимымъ законамъ необходимости, потому примиряйтесь со всѣмъ, лягте въ грязь и изучайте, почему грязь не золото», — говорилъ онъ уморительно-сладкимъ и вкрадчивымъ голоскомъ, подражая голосу Воротницына.