Но тут и с исходными данными все было в порядке. Например, уже в самом начале работы, ощутив, что человеческая голова не в силах вместить все прямые и косвенные, внутренние и внешние связи иммунной системы, через медиаторные субстанции и прямой контакт, он предложил смоделировать ее в виде аналоговой схемы. Чисто техническое решение, которое никому даже не пришло в голову, а ему казалось совершенно естественным. Вот только модель позволила ему обнаруживать, каких звеньев не хватает, — и находить, что именно соответствует недостающим звеньям, их. Как бы ни большая часть экспериментальной работы в эти бесконечные месяцы стала делом его рук, и именно тогда у него в голове начали складываться первые контуры будущей «Мезенхимы».
Сказать, что его вылечили, значит, не сказать ничего. Тело не просто обрело прежнюю подвижность, такой легкости в движениях он не ощущал со времен давно прошедшей юности. Да, он был пока еще несколько неуклюж, не привык пользоваться мышцами, которые теперь крепятся в несколько иных местах, нежели те, к которым он привык за время болезни, но привыкание идет быстро, он день ото дня становится все более ловким и выносливым. И вообще это не так уж важно. Все равно происшедшее походило на чудо. Нет. Это БЫЛО настоящим, без примеси, чудом. Совершенно недопустимо, невозможно и нестерпимо, что на подобные чудеса способны только тупые носатые варвары. Пусть одаренность их велика, как Небо, это не изменит сути: они чужаки. Но это не тот случай, когда чужое имущество следует уничтожить, не сделав даже попытки его просто присвоить. Разумеется, не грубо, он все-таки не дома, но в меру присущего ему умения.
Когда Костоправ узнал, что его иностранный пациент желает с ним побеседовать, удивлению его не было меры. С самого начала тот, мягко говоря, не проявил особой общительности. Если точнее, он, по большей части, вообще молчал и только изредка, далеко не каждый день, бросал отрывистые, почти односложные замечания, которые переводил присутствующий здесь аккуратный, блондинистый толмач со специфическим взглядом. По требованию китайца, он присутствовал во время лечения непрерывно, только изредка сменяясь менее квалифицированным собратом. То, что тут же постоянно присутствовал один из бессловесных до немоты китайских красавцев, само собой разумеется. Они были похожи, то есть, настолько, что Костоправ не сразу понял, что это не одно и то же лицо. Теперь — отличал, но, парадоксальным образом, все время забывал, кто из них — Хо, а кто — Пэн.
И вот теперь, изволите ли видеть, аудиенция. К чему бы это? Хочет объявить благодарность от всего многомиллионного китайского народа и от себя лично? Ой, вряд ли. Не тот человек: либо искренне считает, что обслуживание по наивысшему, запредельному разряду ему полагается само собой, либо, как положено пахану, ведет себя с хамским высокомерием вполне сознательно.
— Цзян Фу-хуа приветствует вас, — перевел толмач со специфическим взглядом, — и просит удостоить его беседы за чаем. Он говорит, что это довольно-таки приличный сорт, и что, как оказалось, не все еще уничтожено…
Врачу не понадобилось много времени, чтобы понять: сановник планирует какой-то серьезный разговор, и вопрос состоит в том, насколько хорошо он понимает, какую именно службу представляет переводчик. Потому что, насколько это зависит от него, он воспрепятствует обсуждению любых тем, которые покажутся ему сколько-нибудь серьезными. И что тогда?
После очередного, довольно длительного, с паузами, пассажа китайца, толмач тоже сделал паузу, а потом перевел:
— Товарищ Цзян выражает восхищение достижениями советской медицины и от всей души благодарит за оказанную помощь.
Товарищ Цзян, подняв изломанную бровь, вопросительно глянул на этого своего красавца, и тот вдруг разразился быстрой тирадой на китайском.
А потом, выслушав ответ принципала, заговорил на русском. Похоже, сановник и впрямь привык иметь все самое лучшее, потому что русский язык красавца был практически безукоризненным. Может быть, — слишком правильным, но это далеко не сразу и далеко не каждому могло броситься в глаза.
— Цзян Фу-хуа сообщает, что не говорил ничего подобного, и выражает удивление, что его слова при переводе подвергаются искажению. Он не считает квалификацию переводчика достаточной и более не нуждается в его услугах. — Он обернулся к казенному переводчику. — Вы свободны и можете удалиться.
Тот замер, буквально раздираемый надвое противоречивыми инструкциями. Само собой, он должен был присутствовать при каждом разговоре, все запоминать и подробно излагать, — но, с другой стороны, он, — да никто! — в общем, не имел никакого права навязывать свое общество высокопоставленному коммунистическому мандарину, примерно третьему лицу в табели о рангах СРК.