«Благоразумие восторжествовало!». «Два прекрасных ствола одного могучего корня!». «Два уклада, — одна страна!». «Могучий союз кровных братьев». «Два сердца — три союза: военный, таможенный, инфраструктурный». «Председатель Мао говорит своему другу Джу Гэ-ляну: „Пусть расцветают все цветы“».
Так что пожимать друг другу руки все-таки пришлось. И это, действительно, было очень скверно. Почти нестерпимо.
— Плохое решение. Его не хватит, не может хватить надолго.
— Плохое. — Согласно кивнул Черняховский. — Но какое-то время прямой войны не будет, а пока это время будет длиться, мы придумаем еще чего-нибудь. Если сможем. Но должны придумать. И — знаете, что еще? У нас говорят, что нет ничего более постоянного, чем временные решения.
Мао больше всего раздражала прозрачность границы в комплексе с принципом «общего гражданства»: ему казалось, что все население Юга через эти границы утечет за достатком и удобством жизни в СРК, и он пошел на компромисс только в расчете на то, что работники будут, по сути, закреплены в своих коммунах. В общем, опасения не оправдались, и в первые годы поток активного населения из КНР в СРК только не на много перекрывал количество тех, кто всем благам предпочитал гарантированную миску риса и отеческое руководство на Юге. Но в тот момент он не смог справиться с раздражением и все-таки высказался.
— Знаете, товарищ Мао, — задумчиво проговорил Черняховский, — я, в общем, отчасти разделяю вашу позицию (на самом деле не разделял), всю эту скромность, равенство, умение довольствоваться малым и всякие такие штуки. Но раз вы сами же ожидаете, что — побегут, то, значит, понимаете… От хорошего не бегут. Может быть, вам следует обдумать, как, может быть, чуть-чуть подправить эту вашу линию? Чем выше требования, тем сильнее разделение в народе…
К этому времени маршал настолько хорошо владел путунхуа, что, практически, не нуждался в переводчике, но грамотой, понятно, так и не овладел. Понимающие люди говорили, — не начал лет в пять-шесть, так не стоит и трудиться.
В то время суставы у Цзян Фу-хуа болели уже как следует. Боль мучила всею ночь напролет, опухоль на них не проходила, а скованность оставалась круглые сутки. Когда только начинали, то поначалу показалось ерундой: ну, — побаливали, ну, — припухали чуть-чуть по утрам, ну, — небольшая скованность по утрам. К полудню-то — проходило… а после тех событий болезнь, до той поры словно бы шедшая шагом, вообще пустилась в галоп.
— Не расстраивайтесь, товарищ маршал, — протяжно проговорил Калягин, — в конце концов то, что китайца приняли мы, вовсе не означает, что нам же придется избывать головную боль с этим доктором.
Черняховский поглядел на него, как будто не узнавая, а потом так же протяжно проговорил.
— Не разочаровывай меня. Я подумал было, — нашелся умный мужик, первый сообразил, не то, что мы, близорукие халтурщики. В общем, это так и есть, но только наполовину. Нам не отделываться надо, а взять это дело под себя, пока другие не пронюхали. Перетащить к себе, причем не в Новосиб, а в Хабаровск или, того лучше, во Владик. Все условия создать! И, при этом, самый свободный поводок, какой только возможно. Слушай, — ты там выясни, чем он дышит, и вообще… Хотя, — не надо, я сам.
— Это да. Ладно, опять, уже в который раз, попробуем все делать по максимуму.
Что удалось за эти годы, — так это приучить окружающих, что его капризы только кажутся капризами. Начальство, — чтобы не мешалось, подчиненных — чтобы не обижались, и смежников, чтобы им и в голову не пришло спорить. Присущая ему технологическая паранойя рисовала в голове яркие картинки невидимой деформации зеркальных труб по причине того, что орбита — представляет собой кривую, а трубы должны быть совершенно прямыми. И бесполезно было доказывать, что размер возникающей при этом приливной деформации не может заметить НИ ОДИН прибор. Его душа требовала, чтобы «Фара» крутилась по орбите торчмя, — и она крутилась по орбите торчмя, обратив девственные дюзы перпендикулярно проплывающей внизу поверхности «шарика». Не удержавшись от искушения, он как-то даже заглянул туда снаружи, из открытого космоса, и, — впечатлительный он все-таки человек, — молчаливая чернота их вдруг показалась ему зловещей. Как у жерл какого-нибудь Главного Калибра из ночного кошмара, что посетил военного фантаста. Для их машины больше мощности — это больше площадь зеркала в данной единице объема, так что теперь каждый из пяти двигателей представлял собой не одну трубу, а целую батарею труб, наведенных на одну и ту же мишень. Этакий «орган» с комбинированным способом «зажигания» цепной реакции в рабочих «свечах». Красивая идея, что говорить, — но сколько же трудностей пришлось преодолеть, прежде чем она претворилась в что-то работоспособное. Сколько парадоксальных решений найти.