На стол перед Сталиным лег лист с фамилиями, куда он глянул лишь мельком.
— Это ведь не все?
Берия хмуро кивнул и продолжил.
— Мои сотрудники переговорили с каждым из этого списка и выяснили, что все они воевали на других участках фронта. Никого из них не было у разъезда Дубосеково.
— Дальше.
Сталин был мрачнее тучи.
— Еще полное несовпадение с числом уничтоженных танков, товарищ Сталин.
— Приписали лишнего? Сколько? 20, 10?
— Нет, товарищ Сталин, больше, — почему-то замялся нарком, в руках которого появился еще один документ. — В руки нашей разведки попал один документ с той сторону. Разведчики умыкнули одного капитана из штаба этой самой 2-ой танковой дивизии, и нашли у него вот эту самую бумагу. Командование дивизии докладывает в Берлин, что дивизия практически полностью потеряла боеспособность. Немецкая группировка, судя по этому документу, в течение 16 ноября у разъезда Дубосеково потеряла половину боевых машин: 62 танка из 134. В числе них числятся все тяжелые и большая часть средних танков. Понимаете, товарищ Сталин?
Хозяин кабинета кивнул. Услышанное, и правда, было серьезно. Тяжелые немецкие танки очень серьезные боевые машины с хорошим бронированием и мощным вооружением. И уничтожение каждой такой машины давалась советским бойцам очень и очень непросто. Поэтому озвученное заслуживало самого пристального внимания.
— 62 танка — это очень много, слишком много, — покачал головой Сталин. — Тут не 28-м бойцов нужно, а целую дивизию с усилением.
Берия то же кивнул. Недооценивать немцев просто глупо. Немецкий солдат воюет очень хорошо, что и показали первые месяцы войны. Будь все иначе, это они бы стояли у Берлина, а не они у Москвы.
— Но это не главное, товарищ Сталин, — в голосе у Берии послышалось напряжение.
— А что тогда главное? — Сталин прищурил глаза. — Что может быть важнее 62-ух уничтоженных немецких танков?
— Дело в том, как были уничтожены эти танки. В донесении в Берлин говорится о больших отверстиях в броневых плитах, в некоторых из которых может пролезть голова ребенка.
Сталин заинтересованно наклонился вперед.
— А вот тут, товарищ Сталин, показания сержанта Хропанюка, — из папки Берия извлек еще один документ, и начал его зачитывать. — Сообщает, что вел стрельбу по танкам из обычной винтовки. Причем от каждого его попадания танк загорался…
— Ты понимаешь, Лаврений, что это означает?
Нарком кивнул.
— А ты говорил, что мы потеряли след, Лаврентий. Видишь, как все обернулось. Значит, сделаем так. Шумиха про 28-м панфиловцев пусть продолжается. Стране нужны герои, нужны примеры.
Берия что-то чирканул карандашом в блокноте.
— Немедленно поднимай всех сотрудников, весь политотдел 18-ой армии Рокосовского. Поголовно опросить весь 1075-ый полк, каждого без исключения! Искать хоть какую-то связь с Донбассом, с ворошиловградским заводом № 60. Лаврентий разберись в этом деле, настоятельно тебя прошу, разберись. Или ты не понимаешь всю важность этого дела?
Сталин положил курительную трубку на стол, но сделал это с такой силой, что она хрустнула.
— Я не знаю, что это, но оно может изменить ход войны. Понимаешь, Лаврентий? Если обычная винтовка будет наносить такой же ущерб, что и артиллерийское орудие, то Красная Армия просто сметет немцев, как хлебные крошки со стола.
Глава 27
С той стороны то же не спят…
Берлин
Рейхсканцелярия
Рейхсканцелярия поражала своими размерами и монументальностью. Один только имперский орел из мрамора с размахом крыльев 7,75 метров, нависший на фасаде здания. Внутри все здесь было устроено лишь с одной целью — поразить, восхитить, заставить почувствовать величие нового Рейха и его руководства. На это «работали» и десятиметровая высота потолков в помещениях, и протяженные галереи с гигантскими окнами и проемами, и многочисленные красочные мозаики из драгоценных материалов, и бесчисленное число изображений и скульптур нацистских символов, и двухметровые здоровяки-эсэсовцы в парадной форме у всех дверей.
По галерее в направлении зала заседаний прогуливались двое мужчин. Слева, одетый в полувоенный коричневый костюм с нарукавной повязкой со яркой черно-красной свастикой, был Альберт Шпеер, рейхсминистр вооружения и военного производства. Активно жестикулируя, он что-то рассказывал своему близкому другу Густавы Круппу, советнику фюрера по экономике и главе крупнейшей оружейной корпорации Германии. Они вели спор о важном для обоих вопросе — увеличение объемов производства продукции военного назначения.