— … Они похоронены на кладбище города…
Листок выпал из моих пальцев.
Вот я и остался совсем один. Без семьи, без клана, ведь именно они и были моей семьёй и моим кланом.
— Я опять не защитил свою семью, клан. Я снова не защитил их…
Тихо застонав, я вышел из палатки. Не слыша, как со мной пыталась заговорить медсестра, шел дальше и дальше.
Не разбирал дороги, не смотрел под ноги. Мне было все равно, куда идти. Я просто шел, стараясь не упасть.
— Я снова не защитил… Подгорные боги, я снова всех подвел…
Накрывшее его ощущение было жутким, съедающим его изнутри.
— Я же столько могу, и не защитил…
Как же все это было глупо. Я возомнил себя чуть ли не равным подгорным богам. Радовался, что могу ощущать душу металла, как древние мастера. Был вне себя от счастья, когда у меня первый раз получилось выковать адамантий. Я верил, что теперь смогу спасти своих родных в этом мире.
— Каким же я был дураком, Подгорные боги…
Получалось, что я был виноват в их смерти. Они надеялись на меня, верили мне, а я все упустил из-за своей самонадеянности.
— Это же наказание… Подгорные боги, это ведь наказание? Да, да, наказание… Я виноват, а это наказание…
Вот так, с тяжелым чувством вины, беспросветного отчаяния и полной растерянности я и брел. Мне было все равно, куда и зачем идти. Я просто переставлял ноги. Шел по снегу, перебирался через овраги, сквозь густые кустарники. Не чувствовал, что продрог до костей, что обморозился. Вся эта боль была справедливым наказанием за мою самонадеянность, глупость. Я был уверен, что должен страдать, должен очень сильно страдать. Ведь я все потерял.
Я не знаю, сколько так шел. Просто шел и все. Когда окончательно выбивался из сил, падал на снег и провалился в беспамятство. Просыпался и снова шел вперед. Потом снова падал, снова поднимался. Иногда даже полз, если доходил до полного изнеможения.
Может быть это продолжалось сутки, может быть двое или даже трое суток. Или я брел неделю, две недели, месяц. Не знаю, да и какая разница⁈ Я ведь все потерял, я остался один.
— Я один…
В лесу
Конец ноября, а мороз стоял такой, что с непривычки и часа на одно месте не простоишь. Градусов за двадцать пять было точно, а может и чуть больше. Присыпанные снегом деревья стояли, словно выкованные из железа. Ни одна веточка не шелохнется. Все зверье то же попряталось по норам и оврагам. Птицы сидели на ветках, как каменные изваяния.
Казалось бы, кто в такой мороз в лес выйдет? Ни человек, ни зверь не должен был. Но вышел ведь…
Сразу видно было, что этот человек шел издалека, и держался из последних сил. Сам невысокий, но плечистый. Красноармейская шинель дранная, истрепанная, висела на нем, как пальто на вешалке. Ноги в ватных штанах заиндевели, покрывшись плотной серебристой коркой льда. На голове теплая шапка с ушами набекрень. То же покрытая инеем. Лицо темное, почти черное.
— Я оди… — человек что-то шептал обкусанными губами, голос был хриплым, простуженным. — Совсем оди…
Его шаг был неровным, дерганным. Он шел от дерева к дереву, за которое тут же хватался, как утопающий за спасательный круг. Почти у каждого ствола переводил дух, но только для того, чтобы, отдохнув, пойти дальше.
В какой-то момент силы его оставили окончательно. Фигура словно переломилась надвое, и рухнула прямо в снег. Человек еще пытался ползти, судорожно загребая снег, напоминая запаниковавшего пловца. Потом оставил свои попытки, свернулся в клубок, поджал колени к груди, крепко обхватил их руками, и затих.
Снег тем временем продолжал идти. Большие снежинки медленно кружили, падая на ветки деревьев. Упавший человек уже напоминал сугроб, и лишь торчавшая шапка еще напоминала, что здесь кто-то есть.
В 40 километрах от с. Петрищево Московской области
26 ноября 1941 г.
В хороший мороз в лесу звуки разносятся очень далеко. Топор дровосека можно за пять — шесть километров услышать, если лес не очень густой. Вот и сейчас было слышно, как хрустел снег. Где-то совсем рядом по лесу пробирались люди.
Они шли довольно быстро, хоть все и сильно устали. Диверсионно-разведывательная группа штаба Западного фронта была заброшена в немецкий тыл около суток назад, и почти все это время они пытались уйти как можно дальше от места высадки.
Зимой темнело быстро, и скоро им нужно было готовиться к ночлегу. Поэтому и место для лагеру следовало уже искать, чем, собственно, все и занимались. Члены группы вертели головами, высматривая подходящее место. Обычная поляна не подходила, слишком открыто для посторонних глаз. Нужно было что-то другое — например, овраг, где можно было осторожно разжечь небольшой огонек и чуть обогреться.