Я непонимающе вскинул голову. С чего это? Когда спускались, у отца вроде хорошее было настроение.
— Да, чертовщина какая-то, — мой провожатый огорченно скривился. — Только сегодня говорили, что пласт угля хороший, мощный, надолго хватит, а оказалось, что кошкины слезы. Черт, теперь не знай, как с планом быть…
— Так плохо?
— Если план не выполним, знаешь, что начнется? Нас, брат, как сидорову козу выдерут и не посмотрят на заслуги! Вот Петрович и бесится.
Кто такая сидорова коза, я, конечно, не знал, но догадывался, что ничего хорошего не будет. И сбылось, словно нарочно.
— Санька, стервец, где опять лазаешь⁈ — не успел я и рта раскрыть, как мне уже прилетел подзатыльник от отца. И следом второй, ещё больнее, чем первый. — Тебе мать что сказала? Чтобы от меня ни на шаг! А ты?
Я молча потирал ноющий затылок, всем своим видом показывая, что не хотел ничего плохого и все вышло случайно.
— Сел здесь и сиди, понял! — отец показал пальцем на небольшой кусок породы, выступивший из стены. — И без тебя здесь тошно. Черт…
А дела у бригады, и правда, были аховские. Петруха не соврал: пласт угля несмотря на все прогнозы геологов вдруг истончился до минимума, и его разработка потеряла всякий смысл. Теперь нужно было решать, куда бить штрек дальше, а это требовало времени. По науке нужно было сигнализировать руководству, чтобы те слали специалистов для оценки потенциальных запасов угля в другом месте. Словом, дело могло затянуться на неделю в лучшем случае. Если же хороший угольный пласт не обнаружат, то клади и целый месяц на разведку. Словом, про выполнение первомайского плана можно было забыть, а с ним и про нормальную зарплату с премиями, про свои портреты на доске почёта.
— … Петрович, ты же у нас голова, что делать будем? Может дотянем до конца месяца? — дядя Сергей сплюнул под ноги и с тоской поглядеть на брошенные отбойные молотки. — Пробьем ещё пару штреков параллельно нашему, выберем жилы полностью, а?
Отец не отвечал. Молча смотрел на ближайшую стену и шевелил губами, похоже, подсчитывая возможные запасы угля.
— Вряд ли, Серёга, вряд ли, — наконец, пробурчал он, качая головой. — Худая жила оказалась, будь она неладна. Не хватит нам для плана, даже если крошки будем подбирать.
— Херово…
— Вот тебе и Первомай… Эх, Саньку взял в забой, называется, хотел все показать. Слышь, Санек? Санька⁈ Са-нь-ка⁈
Но я уже был за поворотом. Внезапно «накрывший» меня Зов оказался настолько силен, что не было никаких сил сопротивляться. Как сомнамбула, я шёл к тому старому забою, куда меня тянуло с непреодолимой силой.
— Са-нь-ка… Б…ь! Твою мать… — доносился крик отца. — Быс…
А толку? Я все равно ничего не понимал. Шёл, спотыкаясь, тыкаясь в стены, словно вокруг меня был густой, плотный туман.
— Иду, иду…
Зов был сильный, и одновременно, сладкий, дарящий невероятную истому. Чем ближе я подходил к штреку, тем сильнее становились ощущения.
Тело пробивала дрожь, с головы пот лил градом. Чтобы идти дальше, приходилось прикладывать немалые усилия.
— Подгорные Боги, как же это хорошо…
Очнулся я от этого дурмана в тот момент, когда со всей силы стукнуло лбом в стену.
— Что, что со мной?
Поднял глаза, осмотрелся. Передо мной была самая обычная порода, каких полно кругом, но почему-то меня тянуло сюда, как магнитом.
— Это же знак!
Отец в моем родном мире рассказывал, что некоторых гномов Подгорные Боги наделяют особой способностью — возможностью «чувствовать», а иногда и «видеть» сквозь стальную породу.
— Неужели, это то самое?
Я приблизился к самой стене, замер, закрыл глаза, и тихо выдохнул.
— Ох…
В какой-то момент я почувствовал ЭТО! За тонкой стенкой породы находилось что-то огромное, невероятно огромное! Это было словно океан — чёрный, блестящий, глубокий!
— Подгорные Боги…
Не в силах больше терпеть, я размахнулся киркой и со всей силы ударил в это самое место.
Раз! Во все стороны брызнули каменные брызги!
Раз! С хеканьем долбанул киркой ещё раз!
Раз! Новый удар, ещё сильнее, чем прежний!
— Есть, есть.
По скальной породе зазмеились трещины. Вниз начали падать куски камня, освобождая черноту.
— Нашел, — я взял в руки здоровенный чёрный булыжник.
Этот точно был уголь, но какой-то другой. Больше было похоже на кристалл — черно-серый, с металлическим блеском, твёрдый.
— Какой необычный… Блестит… Надо бате показать.
С этим самым куском я и пошел к выходу из старого штрека, где меня уже встречали.
— Санька, поганец! — заорал при виде меня отец. — Тебе что было сказано? Стервец, ремень по тебе плачет!