а – а =
Но на уровне своего самосознания вы понимаете, что это уравнение не законченно. Ему не хватает последнего имени, которое по смыслу выражения должно быть нулем.
а – а = 0
Его мы и подставляем вместо истинного небытия. Говорят, нуль придумали в Древней Индии. Возможно, там он был условно символическим воплощением Яйца Брамы, из которого вышло все бытие, но для нас он стал обычным нулем, утратившим свою недостижимую сущность, на постижение которой у дзен-буддиста уходит вся жизнь. В нашем же мире появляется математически непротиворечивая, но странная по смыслу формула, из которой следует, что нуль является не уничтожаемой, «бессмертной» величиной:
0 – 0 = 0
Эта величина может бесконечно размножаться в себе:
0 + 0 + 0 + … = 0
А при делении на себя опять дает нуль. Или единицу?
0/0 = ?
И очень скоро этот нуль приведет нас к еще более странным математическим фактам. Можно сказать, что нуль стал камнем преткновения в метаматематике и квантовой физике, породив сверхбесконечные множества и принцип неопределенности.
Существует ли ничто? Нет в этом мире более сложного вопроса, чем вопрос о существовании. Что значит – существовать? В каком смысле существуют все математические объекты? В каком смысле существуют физические тела? В каком смысле существуете вы?
Мы злоупотребляем языком, когда говорим в некоторых ситуациях, что ничего не слышим и ничего не видим. В крайнем случае мы видим пустоту и слышим тишину. Ничто – это уже нечто, некий объект нашего самосознания. Ничто есть бытие небытия для нас. Говоря о ничто, мы не выходим за пределы языка. Если бы оно было абсолютным небытием, мы не могли бы даже помыслить его. Буддистская практика дзен заключается именно в этом: перестать мыслить вообще, выйти из языка и получить абсолютное небытие, шунью-пустоту, в которой нет даже пустоты-вакуума, ибо вакуум существует. Этому соответствует остановка потока самосознания – состояние нирваны, которую в просторечии именуют смертью.
Наша Вселенная – двузначна. В ней процветают Инь и Ян. Но границы нашей Вселенной стерегут суровые стражи – парадоксы. Эта Вселенная не может быть больше, чем наш язык (а если она больше, то нам этого не узнать). Мы всегда находимся внутри языка, и точно также мы можем видеть свою Вселенную только изнутри, изнутри языка. Мы не можем выйти из языка и из Вселенной как из дома, чтобы взглянуть на них снаружи. Никогда нам не увидеть нашу Вселенную «снаружи». Потому что снаружи Вселенной нет! Более того. Мы даже не можем коснуться изнутри границ нашей Вселенной. Нас гонят прочь собственные языковые демоны – парадоксы. По замечанию Гегеля, провести границу – значит уже зайти за нее. Идя напролом сквозь собственную логику и собственное мышление, мы должны констатировать три субстанции: бытие, небытие и то, что не имеет даже имени. Условно можно сказать так: есть бытие бытия – мир-Майя, есть бытие небытия – ничто-шунья и «есть» собственно небытие небытия в себе самом – Брахман-Дао-Энергия-Царство Небесное-Ничто и небытие бытия в себе самом – Атман-Де-София-Святой Дух-Сознание-Я. Это последнее «есть» очень призрачно.
Т е з и с. Вселенная не возникает по мере нашего познания. Она уже существует. Следовательно, уже существуют и все ее законы, которые мы лишь «открываем». Никто ведь не говорит, что он создал закон природы. Где же они хранятся? Они хранятся в языке. А поскольку мир есть язык, то это – тавтология: законы мира хранятся в мире. Но язык тождественен самосознанию (тождество бытия и мышления). Значит, все законы Вселенной хранятся в нашем самосознании. Именно там мы их и открываем. Не верите? Начнем сначала.
Т е з и с. Вселенная не возникает по мере нашего познания. Она уже существует. Как же она существует? Пуанкаре шутил: если во Вселенной не останется человека, то в чьей голове будет решаться вопрос о ее существовании? Для западного мышления ответ кажется очевидным: Вселенная может существовать и без вопроса о своем существовании. Но восточному мышлению все представляется иначе. Вопрос, конечно, некому будет поставить. Но и вопрос не о чем будет ставить. Без самосознания, без языка не останется никакой Вселенной. Что же останется? Брахман-Дао-Огонь-Царство Небесное-Ничто. Не верите? Попробуем еще раз.
Т е з и с. Вселенная не возникает по мере нашего познания. Она уже существует. Следовательно, уже существуют и все ее законы, которые мы лишь «открываем». Но как это возможно? Ниоткуда не следует, что мир должен быть познаваем нашим самосознанием. Античный скептицизм в лице Секста Эмпирика именно так и говорил: не знаем и никогда не узнаем. Спустя века Декарт переформулировал тождество бытия и мышления Парменида в свое знаменитое: Я мыслю – следовательно, существую. А Кант продолжал повторять вслед за скептиками: вещь-в-себе непознаваема. Когда Ньютон написал свои знаменитые «Принципы», он сильно потешил Вольтера. Вольтер мог понять Архимеда, который говорил: дайте мне точку опоры, и я переверну мир. Рычаг – лишь приспособление. Но что общего между языком и миром? Утверждать, что с помощью какой-то формулы можно объяснить движение звезд,- все равно, что пытаться выиграть настоящую войну шахматными фигурами. Можно ли фигурками пешек и коней победить вражескую армию? Разве что насмешить ее до смерти? Ньютон глуп, если не понимает, что наука – это лишь вымысел. Физики ничем не отличаются от колдунов: и те, и другие верят, что с помощью их магических заклинаний – формул можно воздействовать на мир. При дворе Фридриха Прусского проводились диспуты на тему: все ученые – болваны. И ведь это правда! Математика – лишь игра ума.
Но вся современная наука основывается на безусловном доверии к языку. Сначала в физической теории описывается та или иная элементарная частица, а затем строится коллайдер для ее экспериментального поиска. Удивительно, но такая частица рано или поздно всегда находится. Быть может, она прямо с кончика пера падает в физический мир? Почему же математика соответствует миру, если мир абсолютно независим от самосознания? Как пишет по этому поводу Пенроуз: «Давайте попробуем задуматься о том, почему физический мир столь четко следует некоторым математическим законам? Эти сложные отношения представляются мне таинственными и глубокими».
Представим себе мозг, лишенный всех органов чувств. Это будет самосознание, которое ничего не знает о физическом мире и даже не догадывается о существовании Вселенной, поскольку не видит, не слышит, не осязает, не обоняет мир и не знает его вкуса. Не ведает оно и о том, что могут существовать другие подобные мозги с другими самосознаниями. Но оно знает о своем существовании. Почему? Потому что оно – само-сознание, сознание, уже знающее себя. Их – уже двое: Сознание и самосознание, Я и оно! Кем будет ощущать себя это самосознание, которое ничего не знает кроме самого себя? Надо полагать, что оно будет считать себя Вселенной, Богом-Творцом. Допустим теперь, что это самосознание, эта вещь-в-себе может развиваться в своем языке. Если этот бог будет находиться в таком состоянии бесконечно долго, то он создаст собственную математику, которая окажется аналогична нашей, поскольку другая математика просто невозможна. Так почему же эта игра ума применима к физическому миру? Ведь в принципе математик, развивая свой язык, может ничего не знать о существующей реальности. Потому что такому мозгу не хватает только органов чувств, чтобы породить Вселенную.