— Я не о том… Зачем переезжаешь в дом с привидениями? Говори начистоту, здесь все свои.
Священник оглядел всех весёлыми голубыми глазами, оглянулся на дверь.
— Скажу по секрету. На днях вызвал меня настоятель собора. Показывает секретный наказ святейшего синода. Все силы употребить на то, чтобы зажечь веру в народе. Много развелось вашего брата, атеистов. Вот и приказано открывать мощи, совершать чудеса…
— Ну, а зачем вам надо вселяться в дом с чертовщиной? — недоумевал Смагин.
— Вот отслужу молебен, вселюсь — и конец привидениям. Вот вам и чудо.
Галлер внимательно посмотрела на говорившего.
— Значит, вы не верите в загробный мир?
— Клара Германовна, вы же знаете, что я преподавал физику, а физика с чудесами магии несовместима. Давайте доигрывать роббер…
Винтёры углубились в игру, а вернувшаяся хозяйка, усадив Машу, стала с помощью денщика накрывать стол к ужину.
Действительно, о пустующем почти год доме Чечевицына носилась худая слава.
Население русской части города волновалось. Обеспокоенный губернатор назначил совещание, пригласив настоятеля вновь выстроенного собора и бригадного священника — отца Василия.
— Как же так случилось, святые отцы, что нечистая сила одолела? — серьёзно и недоумённо спрашивал губернатор.
Отец Василий взглянул на иерея. Тот склонил голову. Священник уверенно начал:
— Святая церковь признаёт существование злого духа. Считаю, что борьба с ним должна вестись религиозными выступлениями и силой молитвы.
К концу заседания неожиданно явился пристав Кан-дыба.
— Что случилось? — спросил строго губернатор, впервые увидев в сильном смятении человека, видавшего виды.
— Им-ме-ю честь до-до-ложить… был с облавой в доме Чечевицына…
— Ну и что?
— В-о-от! — Кандыба разжал кулак — на ладони лежали две пули от нагана.
— Объясните! — приказал губернатор.
Кандыба попытался объяснить, но говорил сбивчиво, запинаясь. Порой совсем нельзя было его понять.
— Мне дали знать, что в запертый дом кто-то проник. Я и пять полицейских, один с фонарём летучая мышь, вошли в дом… Слышим — шаги в комнатах. Посвистывают. Я приказал двоим занять выходы, а мы, четверо, по слуху кинулись… Вошли туда, где картина… Сатана из мрака смотрит на нас, глаза горят, зубы скалятся. Кричу: "Вихров, мазни-ка эту рожу". В тот же миг за нами кто-то захохотал да как стукнет в бок меня, Вихрова и ещё одного. Подняли фонарь — откуда-то ветер дунул, огонь погас. Все испугались, я выхватил револьвер и бац в картину. Она мигом осветилась и погасла. Дьявол захохотал да в меня пулей бросил. Я опять выстрелил, и опять пуля обратно прилетела, горячая… Тут мы все выскочили на крыльцо… Отдышались, зажгли фонари да с молитвой опять вошли. Пули подобрали… Я сюда на извозчике приехал. Вот наган, пять пуль целые, а эти два патрона стреляные.
— Да, пожалуй, вы правы, отец Василий, — обернулся губернатор к священнику, — только молитвой можно бороться.
В то время, когда у губернатора велись взволнованные разговоры, в доме Чечевицына, в тёмной комнате, выходившей в сад, на разостланной кошме лежало четыре "призрака": Буранский, Серёжа, Хмель и дядя Ваня.
— Ловко одурачили полицию, — пробормотал дядя Ваня. — Мастер ты на выдумки мистер топо-граф.
Буранский покрутил головой.
— Боялся я, что Вихров не сумеет разрядить приставский наган….
— Эх, друг. Вихров так зол на них, что впотьмах насовал приставу кулаков, душу отвёл. А Кандыба здорово напугался, — говорил Хмель, похохатывая.
— Не вернулись бы они… — осторожно всматриваясь в лунный свет, лившийся из окна гостиной, сказал Серёжа.
— Нет, не сунутся. Пребывают во власти религиозных предрассудков. Всё же проверю наши запоры, — дядя Ваня подошёл к двери на террасу. Дверь была подпёрта изнутри. Боюсь, опять нагрянут днём, прощупают стены и обнаружат наш потайной ход.
— Ничего подобного! Слушайте прорицание оракула… — Буранский набрал полную грудь воздуха и замогильным голосом начал: — Завтра в полдень явится поп во всём параде с причтом, соберётся трепещущий народ, отслужит молебствие, обойдут с крестным ходом, со святою молитвой сад. Потом поп, отважный и лукавый, наймёт этот дом. Чудо совершится. Черти утихнут, а наши печатники, расширив тайник, спокойно будут печатать листовки.
— Ну и ну! Буран-бай, так ты и батю вовлёк в революционный заговор.
— Как ни береглись мы, а ряды наши поредели. Этот проклятый Крысенков многих угнал в отдалённые углы России, — говорил с грустью дядя Ваня.