— Нет, не хочу! — Стрэттон сжал ладонями виски. — Джейн не так уж и плоха. Просто эгоистичная и глупая. Я должен остановиться прямо сейчас. И вообще, я же женился на ней. Я должен жить дальше.
На гобелен он больше не смотрел. Но, выходя из комнаты, внезапно подумал: «Если то, что сказал негр, было правдой, то это не будет убийством. Нет тела — нет дела!» Он повторил это вполголоса.
Джейн смотрела на него через стол, подобно фарфоровой кукле, завёрнутой в персиковый атлас.
— Дик, — произнесла она прежде, чем он успел сесть, — мне нужны деньги.
— Но, Джейн, я же дал тебе…
— Они кончились. Я потратила их на платье для приёма у миссис Лиделл, но теперь мне нужно другое.
Стрэттон отложил газету.
— Почему, Джейн? — вопросил он.
— У Элис Келли есть такое же. Я просто не могу надеть его на приём.
— Тогда надень что-нибудь ещё.
— Дик! Ты прекрасно знаешь, что у меня нет…
— Неважно, — устало сказал он. — В этом месяце я больше не могу дать тебе ни цента. Ты меня обчистила.
Джейн поджала губы, и её голубые глаза потемнели от гнева.
— И это называется благодарностью! — выкрикнула она. — Я изнуряю себя, пытаясь сделать, чтобы твой дом не походил на свинарник. Я стараюсь выглядеть пристойно, выходя на улицу. И ты ещё называешь меня экстравагантной! Ну, если гордости нет у тебя, то уж у меня она есть. Я не позволю этим женщинам смеяться над нами за нашими спинами, только из-за твоей скупости.
Стрэттон встал.
— Джейн, — сказал он очень тихо, — лучше бы тебе быть поосторожней. Я не хочу ни скандала, ни неприятностей. Но если ты не обретёшь здравый смысл, я разведусь с тобой, клянусь небесами!
Джейн улыбнулась.
— Ты не сможешь, — самодовольно сказала она. — Я не дам тебе развода. А если ты подашь на него, я расскажу о Дорис Райдер.
Сердце Стрэттона пропустило удар, а потом бешено заколотилось. Он и не подозревал, что Джейн слышала о Дорис Райдер.
— Ты не можешь, — хрипло сказал он. — Между нами никогда ничего не было. Ничего!
— Но доказать ты этого не можешь. — Джейн кивнула, уверенная в себе. — Даже если бы и смог, я не думаю, что подобная огласка пойдёт на пользу её карьере. Она ведь довольно известная, знаешь ли. Забота о детях, да? Думаю, тебе лучше выписать мне чек, Дик.
И он сделал это, не различая ни ручки, ни цифр. Затем он вышел из столовой. Он обнаружил себя, стоящим в берлоге, глядящим на гобелен, кулаки сжаты, а вены почти лопаются от чёрной ненависти, сотрясающей его.
— Хотелось бы, чтобы это было правдой! — с яростью прошептал он. — Хотелось бы, чтобы эта проклятая вещь была ловушкой. Хотелось бы, чтобы Джейн была мертва и в аду!
Это не могло быть просто игрой света. Как будто его ненависть выплеснулась, дотянувшись до маленького сплетённого квадрата человеческих волос, и, волшебным образом омыв его, явила картину. Двенадцать человек вокруг камня в форме креста, с тем адским жрецом в центре. Картинка была чёткой и ясной. Настолько, что Стрэттон обнаружил, что справа от жреца было пустое место, будто ткач хотел изобразить тринадцатого человека.
Он подошёл ближе. Должно быть, именно фиолетовое стекло придавало картине иллюзию глубины, внезапный кружащий голову эффект тумана, расступающегося над пропастью. Казалось, он мог видеть деревья этого странного леса, раскинувшиеся взад и вперёд, взмывающие в жуткое небо.
Он обнаружил, что сильно дрожит. Он отвернулся, хотя ему потребовалась вся сила воли. Он должен взять себя в руки — безумное бормотание того чёрного чистильщика вкупе с его собственным расстроенным эмоциональным состоянием портят всё. Предположим, картину он видел. Существуют же картины, нарисованные особыми красками, которые показываются только при определённом освещении или температуре. В конце концов, он понятия не имел, как реагируют человеческие волосы на краски. Тот факт, что картина на гобелене существует, никоим образом не подтверждает бред негра.
Ловушка для души. Колдуны одного мира обмениваются душами с колдунами из мира иного. Торговцы злом, смеющиеся своим тайным шуткам. Даже Сатане иногда приходится смеяться.
«Ненависть любого человека в доме заставляет её работать!»
— Нет, — сказал Дик Стрэттон. — Нет. Я человек разумный. Это невозможно. Я просто избавлюсь от этой проклятой штуковины.
Но сделать это — признаться в собственном страхе. А кроме того, глубоко под его отнекиванием, под отвращением его сознательного, цивилизованного разума, билась злая, дрожащая надежда, что это правда.