Слёзы наполнили глаза Ксавуда, и он уже собирался упасть на колени, как Мидвак остановил его, не дав этого сделать. Банкир, привыкший к чёткому порядку, не терпел подобного проявления слабости, но в его глазах читалась неприязнь не к другу, а к самому отчаянию, что заставило того рухнуть. Он вообще не любил сильные эмоции, считая, что они не приносят пользы.
— Прекрати это, Ксавуд, довольно! — Голос Мидвака был твёрд, почти суров, но беззлобен. Он взял друга за плечи и внимательно вгляделся в его заплаканное лицо. — Слёзы не помогут твоей дочери. И мне не нужны. Я помогу.
Мидвак на мгновение прищурился, быстро перебирая в уме возможные решения и контакты тех, кто может помочь. Для него даже горе друга было задачей, которую нужно было решить максимально эффективно, минимизируя риски и затраты, но при этом сохраняя репутацию и дружеские связи.
— Вот держи гринкл, — произнёс он, уже нашаривая в своём кошельке золотую монету. — Этого должно хватить на пару обследований и, возможно, пару самых простых эликсиров. Вернёшь, когда сможешь. Только… — Мидвак сделал многозначительную паузу, его взгляд на миг стал исключительно банкирским, оценивающим, лишённым всяких эмоций. — Только учти, Ксавуд, это всё, что я могу тебе дать. Больше, боюсь, ты просто не сможешь вернуть. А я не привык разбрасываться своими деньгами.
Ксавуд смотрел на монету, не веря своим глазам. Целый гринкл! Это была огромная сумма для него, почти месячный заработок, но для лечения дочери этого точно не хватит. Он помнил, сколько с него драли доктора, когда болела Блеза. Но даже эта монета вселяла в Ксавуда надежду.
— Я слышал что-то про чёрную мокроту, если память мне не изменяет, это очень серьёзно, — продолжил Мидвак. Его тон снова стал деловым, с лёгкой примесью обеспокоенности. — Пусть завтра с самого утра Блеза возьмёт Вирлу и ведёт её к моему знакомому доктору Хаззару, в его частную лечебницу. Очень толковый доктор, многие коллеги с работы ходят к нему.
Ксавуд уже открыл рот, чтобы что-то сказать, видимо, про заоблачную стоимость частных лечебниц, но Мидвак, словно прочитав его мысли, лишь чуть заметно покачал головой и одёрнул его поднятой ладонью, не давая прервать себя.
— Я напишу для него рекомендательное письмо. Это будет бесплатно. — Банкир быстро подошёл к письменному столу, выхватил пергамент и перо, и ловкими движениями начал набрасывать письмо. Он не смотрел на Ксавуда, возможно, чтобы не видеть его благодарности, или чтобы не дать своим эмоциям взять верх.
Ксавуд стоял, как громом поражённый. Гринкл в руке казался нереально тяжёлым, а слова Мидвака — спасительной соломинкой. У Вирлы появлялся шанс!
— Мидвак… друг мой… Я… я даже не знаю, как тебя благодарить. Я никогда… никогда не забуду этого. Я верну, я обязательно всё верну, клянусь тебе! Спасибо! Спасибо тебе, Мидвак! Ты самый лучший друг!
Гоблинские слёзы, в которых теперь была не только боль, но и огромная, всепоглощающая благодарность, текли по его щекам. Он попытался встать, чтобы обнять Мидвака, но банкир лишь слегка отстранился, его лицо приобрело привычное, чуть отстранённое выражение.
— Не благодари заранее. Это всего лишь обследование. Судя по твоему описанию, больна твоя дочь очень сильно, и этой помощи на её спасение никак не хватит.
На лице банкира отобразилась усердная работа мысли: его глаза бегали по невидимым цифрам, а пальцы едва заметно перебирали воздух, складывая и вычитая, оценивая риски и потенциальные затраты. Он прикидывал стоимость сложнейших эликсиров, операций, недель наблюдения и прочие расходы, умножая на известную ему жадность дрюклаарских докторов. Казалось, Мидвак прикидывал не только цену, но и шансы на спасение, соотнося их с потенциальными затратами, словно это был очередной инвестиционный проект.
— Ты уже сталкивался с бедой. Сколько ты должен сейчас банку за лечение жены? Пятьдесят гринклов или сто?
— Сто тридцать, — сдавленно ответил Ксавуд, его голос дрожал.
— Вот видишь! Тут может быть не меньше. В Дрюклааре доктора стоят очень дорого, они выпотрошат тебя целиком, прежде чем вылечить. У тебя есть только один вариант помочь дочери, продать свой дом.
— Но он и так в залоге у банка, я оставил его там, когда брал кредит на лечение жены, иначе денег мне было не видать. — Горькая волна отчаяния захлестнула Ксавуда. Сердце сжалось в тисках, душа рвалась на части от осознания безысходности. Он знал, что выхода нет, и эта правда разрывала его изнутри. — Я не смогу повторно его заложить.