И от «запаха девочки» меня опять как оплеухой огрело! Мозги даже не успели изобразить возмушение перед фактом «родной вони ссанины», как голова повернулась в ту сторону, откуда веяло тонким ароматом вагины. Но… Ничего. Слабый запах доносился откуда-то из глубины пещеры, из густой темноты, и невероятно манил первым опробовать самку. Упасть к ней промеж ног, шлепая членом по мокреньким складочкам узенькой письки, а потом, под визгливые стоны глупенькой самочки, окунуться в неё до самого корня. Засадить так, чтобы залупа до лёгких достала!.. Я поёжился от собственных мыслей. Да что в башке-то творится? А тут ещё и память моего нового тела напомнила: «Сиди и не рыпайся, идиот!». Самок у нас давно уже не было и то, что я сейчас обоняю, пуская голодные слюни — тончайшее послевкусие вагинального «сока», когда-то обильно орошавшего камни. А если бы самка нашлась и я приткнул к ней свой внушительный хер, то батька-гоблин этому совсем не обрадуется. Настолько, что наш многодетный папашка вероятно захочет укоротить одного не в меру любвеобильного заморыша сразу на целую голову. А потом подаст моё мясо на ужин, чтобы добро зря не пропало. Ибо только крепкий, провереный временем писюн вождя имеет право первым «запузыривать» самочек… Щупая лицо, похожее на сморщенный сухофрукт, и охреневая от хлеставших по мозгам волн либидо, я благодарил Небеса за то, что все ограничилось всего лишь побоями от старших братьев. Мог бы сдохнуть повторно, только успев переродиться. От мыслей, что могло статься иначе, холодело нутро. Ведь тело моё даже на запах — на запах, сука! — порывалось подняться, заодно нагнетая кровь в член. Эта гребаная палка из мяса враскачку вставала перед глазами и я с ужасом понимал, что остановить нашего зелёного брата, занюхнувшего свежую самку, может только смерть или особенно силный удар по балде, на отруб. Хотя даже командный рык вождя прямо в ухо с живительным шаполахом по кумполу не всегда помогает.
А ведь там, куда моё тулово уже собралось вразвалочку прогуляться, размещался еще и неприкосновенный «Гоблинский Складик»™, святая святых со всяким гоблинским скарбом, блестяшками и ништяками, которые племя умудрилось спиздить честным трудом. За посягательство на эту казну — запас ржавых топоров и ножей, мятые кастрюли, немного хорошей жратвы и куча тряпья — вождь открутит кочерыжку любому, как и за самку. Если «склероз» не подводил, то всё наше племя сплошняком состояло из родственников. Здесь не привечали изгоев из соседних племен и просто чужаков гобсов, на свою беду искавших прибежища. Их забивали на мясо сразу же — папашка-вождь хоть и тупой, но очень дальновидный, как главный производитель, и не подпускал никого к размножению. Помню, даже пристукнул как-то парочку ретивых сыновей, полезших вперёд батьки. Насиловать разрешал только уже беременных самок, позволяя отпрыскам веселиться со своими новоиспеченными «мачехами» до тех пор, пока у «мамочек» не вырастут животы. Потом их запирали на складе и вождь до самых родов в одно «жало» пользовался благами безудержного совокупления. Но настолько строго было давно — сейчас дисциплина заметно прихрамывает промеж братьями. Время забирает своё и папашка наш неумолимо стареет, теряет хватку.