«Отлично», — пришла на ум мысль. — «Обмочиться от страха готова, но голова всё ещё соображает. Так будет куда проще…»
— Ты меня понимаешь? — спросил я, поднимая свободную руку и потирая челюсть. — Этот грёбаный говор — аж скулы сводит…
Женщина вытаращилась на меня в полном недоумении, а спустя миг покивала головой.
— Хорошо, если понимаешь… — добродушно усмехнулся я.
Перестарался немного. «Добродушный» гоблинский оскал выглядел весьма угрожающе для перепуганной женщины — она ещё теснее обняла сдавленно рыдающих дочек.
Бросок Воли КС 10: 14-5(модификатор) = 9 неудача.
Я мазнул по ним взглядом. Мамуля у них хотя и не первой свежести — конкретно милфа — но всё ещё собой хороша. Где надо — мясиста, где нужно — стройна. Аж слюни текут и член оживает… И дочки её, тоже красавицы. Не успели ещё нагулять титьки как у мамани, но и без них они хороши. В том подобии штанов, что удалось соорудить «обрезав всё лишнее» и плотно намотав на тело, дабы не спадало, стало ощутимо тесно. Настолько, что не заметить этого не смог бы даже слепой. И заметившая это мать стала только бледнее, прекрасно осознавая что это может значить. Пытаясь хоть как-то сдержать безумные порывы тщедушного гоблинского тела я до крови прокусил губы, но это сделало только хуже. Кровь попавшая на язык окончательно сорвала разум с нарезки и не помогло даже убеждение, что она уже в моей власти и всё такое, ведь как же, если самка уже моя, значит гоблин должен её объездить! Это чертов закон природы и острозубого племени зеленых гамадрилов. Единственное моё, с позволения сказать достижение, это то, что я смог остановить порыв на одной лишь милфе, мол остальные еще понадобятся для допроса, а потом да, тоже твои.
Тётка всё поняла, попыталась меня оттолкнуть, даже сквозь страх брезгуя тесным контактом. Я утер с губ голодные слюни, поглядывая на сочную мамку и демонстрируя набухающий член.
— Когда я выйду отсюда, от меня должно вкусно пахнуть мокрой пиздой. Понимаешь? А иначе гоблины усомнятся во мне, как в вожде… Ну? Они или я?!
Женщина испуганно сглотнула, не отводя взгляда от моих причиндалов. И ужас в её глазах умасливал моё ранимое гоблинское сердечко — дамочка встретила здоровенный хуец и оробела даже посреди той трагедии, в которую ей пришлось окунуться. Но ещё бы: у меня только член из активов, зато каков красавЕц! Ставлю сто к одному, что её муженёк покойный и близко чем-то таким похвастать не мог. Смышленые девчонки обо всём догадались и заревели заплакали громче:
— Мама, не надо!.. — испуганно подвывали они, пытаясь удержать её.
— Не бойтесь, всё хорошо, — отвечала женщина, целуя их в макушки. — Просто отвернитесь, не смотрите. Слышите? Закройте уши и не смотрите.
Девчушки дружно покивали, выполняя, что было велено. Я бы, конечно, предпочёл, чтобы они всё увидели… Тетка тем временем подошла, натурально нависая надо мной. Она оказалась женщиной довольно высокой, а мой росток оставлял желать лучшего… Вот только я всё равно глядел на неё сверху вниз, хотя и запрокидывал голову, чтобы поймать женский взгляд.
— Ложись! — нетерпеливо велел мамке.
Она дробно покивала и присела передо мной, утирая слезы и неуверенно расправляя подол перепачканной юбки… Я пнул её ногой, толкнув промеж сисек. Не ударил, а лишь повалил на спину, указав самке на место в новой для неё иерархии. Рывком задрал подол юбки, вздернув его не только на бедрах, но и мягкий живот оголив. Женщина вздрогнула. Отвернулась, не проронив ни единого звука и кусая пальцы от страха. Медленно развела передо мной дрожащие, белевшие в полумраке бёдра. Её светлое, ароматное пузико, укрытое слоем мягкого подкожного жира, на миг привлекло внимание громадным порыжевшим пятном застарелой гематомы.
«Это точно не мы — не гоблинсокго кулака отпечаток», — мимоходом подумал я. — «Похоже, и без нашего брата милфе достлось. Муж поколачивал?»
— П-пожалуйста, не надо… — прошептала она, прижимая руки к груди. — Прошу…
Я толкнул боком её толстую ляжку, раздвигая пошире женские ноги. Уронил факел на каменный пол и, захлёбываясь слюной от желания, ухватился горстью за губы влагалища. Окунул в мокрую, горячую дырочку большой палец. Царапая складки ногтём, прихватил пригоршней клитор и волосатую «створку». Другою рукой подвел член, мазнув головкой промеж ягодиц замершей жертвы — тугой от возбуждения хер изогнулся дугой, проскользнув промеж пухлых складок, и вздыбился жилистой, багрово-зеленой палкой из мяса. Упруго качнулся, роняя тягучую каплю смазки на лохматый лобок дородной мамули. Она что-то пискнула, но кому какое дело, что там бесправная самка лепечет? Её дело — рожать!..