Другой же выродок… или другая… или другое… В общем, другое существо привело Железного в замешательство.
Железному уже приходилось видеть выродков-педерастов (у выродков это — обычное дело; но выглядят те обычно как мужики, только по-педерастически). Совсем недавно он видел даже выродка-трансвестита, правда, мёртвого. То же, что корчилось сейчас на полу у окна, было совершенно непонятно что такое. Из-под задравшегося по пояс грубого брезентового платья виднелись огромная жопа с поистине лошадиным очком, здоровенная как у коровы или той же лошади манда и хер с яйцами. Сисек у существа была полная пазуха, плечи широкие как у мужика, морда ни мужская, ни женская, а как у ребёнка-дебила, и грива густых иссиня-чёрных волос. Существо уже перестало сучить ногами, оно не скулило, а только редко моргало большими выпуклыми глазами и вздрагивало. Рядом с существом на полу лежал окровавленный обрез двустволки.
— Да-а… — тихо произнёс Железный, переводя взгляд со здоровилы на существо неопределённого пола и обратно. — Вот во что человек порой превращается, если его вовремя в ведре не утопить…
Его передёрнуло.
Снаружи стрельба к тому моменту прекратилась. Были слышны знакомые голоса.
— Эй, мужики! — громко крикнул он, не подходя к окнам. — Это Саня Железный! Меня слышит кто?!
— Слышим, Железный! Чего там у тебя? — послышался с улицы голос Серьги́.
Железный прошёл через комнату к окну, выглянул на дорогу. Прямо впереди посреди дороги лежал Армен Микоян, убитый этим самым лысым, как слизень, уродом. Рядом с телом стоял, опустив голову, Серьга. Вид у Серьги́ был мрачный: чуб и усы как будто выпрямились и свисали вниз паклями, и даже золотое кольцо в ухе, казалось, не желало блестеть на полуденном июньском солнце. Взглянув быстро на Железного, Серьга отвёл глаза. Железный резко обернулся, навёл на стонущего выродка пистолет, выбрал спуск, но не выстрелил. Этого надо ещё допросить. Посмотрев снова в окно, направо, Железный заметил на эстакаде Хохла и Пельменя.
— Степан! — окликнул он Хохла. Тот обернулся:
— Чего?
— Тут у меня, кажется, главный всей этой пиздобратии… Пока живой, но может и подохнуть. Допросить бы…
— Ну, так и допроси. Чего стесняешься? — послышался голос Длинного, который только что появился из густых зарослей через дорогу вместе с Че, правая рука которого была перевязана. Че был бледный и держался на ногах только благодаря Длинному, на которого опирался здоровой рукой.
— Да я не стесняюсь, командир, — сказал Железный. — Я субординацию блюду. Вас вон, сколько комитетчиков тут, а я — простой солдат…
— Саня, — сказал на это серьёзно Длинный, — мы здесь все солдаты. Солдаты Содружества. Если завтра меня, как Армена… — он быстро посмотрел на тело товарища, — ты вместо меня в Комитете будешь. Так что, давай, не разглагольствуй, а начинай допрос. А мы со Стёпычем подойдём.
Глава двадцать четвёртая. Разговор у костра
27 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Новокубанский район, посёлок Прикубанский (фактический пригород Армавира, расположен на правом берегу реки Кубань), вечер
Была половина десятого вечера. Молотов сидел с товарищами у костерка на заднем дворе добротного кирпичного дома на окраине Прикубанского, в котором отряд остановился на ночёвку. Эта часть двора была когда-то выложена тротуарной плиткой, и потому не заросла деревьями, как сад, что начинался в пяти метрах от дома. За прошедшие после Войны годы плитку покрыл слой пыли и перегнившей листвы, на котором проросла мурава и даже несколько тонких деревьев, но площадка оставалась относительно свободной. К площадке примыкала крытая жестяной крышей кирпичная беседка с мангалом, которую искатели приспособили под полевую кухню, а вокруг беседки стоял сад — сплошная чащоба из груш, яблонь и слив, оплетённая одичалым виноградом и местами ежевикой.